друзьям своим искать их союза. Несмотря на то, сват его, Мстислав

Смоленский, в угождение Рюрику вступил с ними в тесную связь, и хотя, боясь

утратить приязнь Великого Князя, посылал к нему Епископа Смоленского,

Игнатия, с дружескими уверениями, но не хотел отстать от Князей

Черниговских. Главою их, по смерти Игоря и старшего брата, Олега, был тогда

Всеволод Чермный, сын Святослава, подобный отцу в кознях, гордый,

властолюбивый: наняв толпы Половцев, соединясь с Рюриком, Мстиславом

Смоленским и с Берендеями, он вторично предпринял завоевать Галицкую область

и для вернейшего успеха призвал Ляхов. Уведомленный о том Король Венгерский

Андрей спешил защитить юных сыновей Романовых. Уже полки его спустились с

гор Карпатских; но Даниил и Василько не дождались прибытия Андреева. Слыша,

что с одной стороны идут Россияне, с другой ляхи; видя также страшное

волнение в земле Галицкой, вдовствующая Княгиня бежала с детьми в

наследственный Удел ее супруга, Владимир Волынский. Андрей не дал

соединиться Полякам с Ольговичами: стал между ими близ Владимира и вступил с

первыми в мирные переговоры, коих следствием было то, что Венгры, Ляхи,

Россияне вышли из Галича; а жители, с согласия Андреева, послали в

Переяславль за сыном Великого Князя, юным Ярославом, желая, чтобы он в их

земле господствовал. Может быть, сама вдовствующая супруга Романова убедила

Короля Венгерского согласиться на сие избрание, в надежде, что отец

Ярославов сильный Всеволод Георгиевич, вообще уважаемый, обуздает там народ

мятежный и со временем возвратит Даниилу достояние его родителя. Но

Черниговские Князья имели в Галиче доброхотов, в особенности Владислава,

знатного Вельможу, бывшего изгнанником в Романово время. Он вместе с другими

единомышленниками представлял согражданам, что Ярослав слишком молод, а

Великий Князь слишком удален от их земли; что им нужен защитник ближайший;

что Ольговичи без сомнения не оставят Галицкой области в покое и что лучше

добровольно поддаться одному из них. Галичане, тайно отправив Послов в стан

Российский, предложили Владимиру Игоревичу Северскому быть их Государем.

Обрадованный Владимир ночью укрылся от своих родных, друзей, союзников,

не сказав им ни слова, и прискакал в Галич тремя днями ранее Ярослава,

который должен был с досадою ехать назад в Переяславль.

Еще гонение на семейство Романова тем не кончилось. Владимир Игоревич,

исполняя совет злопамятных Галицких Бояр, велел объявить гражданам

Владимирским, чтобы они выдали ему младенцев, Даниила и Василька, приняли к

себе княжить брата его, Святослава Игоревича, или готовились видеть

разрушение их столицы. Усердный народ хотел убить сего посла, спасенного

только заступлением некоторых Бояр; но вдовствующая Княгиня, опасаясь злобы

Галичан, измены собственных Вельмож и легкомыслия народного, по совету

Мирослава, пестуна Даниилова решилась удалиться и представила трогательное

зрелище непостоянной судьбы в мире. Любимая супруга Князя сильного, союзника

Императоров греческих, уважаемого Папою, Монархами соседственными, в темную

ночь бежала из дворца как преступница, вместо сокровищ взяв с собою одних

милых сыновей. Мирослав вел Даниила, Священник Юрий и кормилица несли

Василька на руках; видя городские ворота уже запертые, они пролезли сквозь

отверстие стены, шли во мраке, не зная куда; наконец достигли границ

Польских и Кракова. Там Лешко Белый, умиленный несчастием сего знаменитого

семейства, не мог удержаться от слез; осыпал ласками Княгиню и, послав

Даниила в Венгрию с Вельможею Вячеславом Лысым, писал к Андрею: "Ты был

другом его отца: я забыл вражду Романову. Вступимся за изгнанников; введем

их с честию в области наследственные". Андрей также принял сего младенца со

всеми знаками искренней любви, но более ничего не сделал, охлажденный, может

быть, в своем великодушном покровительстве дарами Владимира Игоревича, коего

Послы, не жалея ни золота, ни льстивых обещаний, усердно работали в Венгрии

и в Польше.

Сей бывший Князь Удела Северского, вдруг облагодетельствованный

счастием, едва верил своему величию, опасному и ненадежному. Без

сопротивления заняв всю область Владимирскую, он уступил ее Святославу

Игоревичу, а Звенигород другому брату, именем Роману.

Хитрый Всеволод Чермный, имев надежду сам господствовать на плодоносных

берегах Днестра и Сана, без сомнения завидовал Игоревичам; однако ж скрыл

неудовольствие, остался им другом и хотел иначе удовлетворить своему

властолюбию. Все способы казались ему позволенными: быв союзником Рюрика и

Мстислава, он стал их врагом; вооруженною рукою занял Киев и разослал своих

наместников по всей области Днепровской. Рюрик ушел в Овруч; сын его, зять

Великого Князя, в Вышегород, а Мстислав Смоленский заключился с дружиною в

Белегороде. Они уже не имели права требовать защиты от Великого Князя; но

Чермный сам дерзнул оскорбить его. "Иди к отцу, - велел он сказать юному

Ярославу Всеволодовичу: - Переяславль да будет Княжением моего сына! Если не

исполнишь сего повеления или будешь домогаться Галича, где властвует теперь

род нашего славного предка, Олега: то я накажу дерзкого, слабого юношу".

Ярослав выехал из Переяславля; а Всеволод Чермный скоро бежал из Киева,

нечаянно увидев пред стенами оного знамена Рюрика и Мстислава Смоленского.

Он нанял Половцев:

Рюрик сперва отразил его; но Чермный призвал союзников, Владимира

Игоревича Галицкого и Князей Туровских, потомков Святополка-Михаила,

неблагодарно изменивших своему зятю. Ничто не могло им противиться. Рюрик

вторично удалился в Овруч; Мстислав, осажденный в Белегороде, просил только

свободы возвратиться в Смоленск. Триполь, Торческ сдалися, и Святославич сел

опять на престоле Киевском. Половцы торжествовали счастливый успех союзника

своего грабежом и злодействами в окрестностях Днепра: бедный народ, стеная,

простирал руки к Великому Князю.

Всеволод Георгиевич наконец вооружился. "Южная Россия есть также мое

отечество", - сказал он и выступил к Москве, где ожидал его Константин с

войском Новогородским. На берегу Оки соединились с ним Князья Муромский и

Рязанские. Все думали, что целию сего ополчения будет Киев: случилось, чего

никто не ожидал.

Великому Князю донесли, что Рязанские Владетели суть изменники и тайно

держат сторону Черниговских: он поверил и сказав словами Давида: ядый хлеб

мой возвеличил есть на мя препинание, решился наказать их строго. Не

предвидя своего бедствия, они собрались [22 сентября 1207 г.] в ставке у

Всеволода, чтобы веселиться за Княжеским столом его. Всеволод, в знак дружбы

обняв несчастных, удалился: тогда Боярин его и Давид Муромский явились

уличать действительных или мнимых изменников, которые тщетно именем Бога

клялися в своей невинности: двое из Князей же Рязанских, Олег и Глеб

Владимировичи, пристали к обвинителям, или клеветникам, по выражению

Новогородского Летописца, и Всеволод осудил Романа Глебовича, Святослава

(брата его) с двумя сыновьями и племянниками (детьми Игоря), также некоторых

Бояр; велел отвезти их в Владимир, окованных тяжкими цепями, и вступил с

войском в область Рязанскую. Жители Пронска, усердные к своим Государям,

отвергнули мирные его предложения. Юный Князь их, Михаил, бежал к тестю,

Всеволоду Чермному: но граждане, призвав к себе другого Князя Рязанского,

Изяслава Владимировича, брата Олегова и Глебова, оборонялись мужественно.

Неприятель стоял на берегу реки: не имея колодезей, изнемогая от жажды, они

ночью выходили из города и в тишине наполняли сосуды водою: узнав о том,

Великий Князь поставил стражу пред городскими воротами. Кровь лилася

ежедневно в течение трех недель. Остервенение граждан уступило наконец

крайности, ибо многие люди умирали от жажды. Пронск сдался: Всеволод

наградил им Олега Владимировича, может быть, за гнусную клевету его; взял

множество добычи и пленил жену Михаилову. Во время сей осады Рязанцы

нападали на суда Всеволодовы, подвозившие Окою съестные припасы войску; но

быв отражены, изъявили покорность.

Епископ их, Арсений, встретил Великого Князя с молением. "Государь! -

сказал он: - удержи руку мести; пощади храмы Всевышнего, где народ приносит

жертвы Небу и где мы за тебя молимся. Верховная воля твоя будет нам

законом". Не имея надежды с успехом противиться Всеволоду, народ Рязанский

прислал к нему остальных Князей своих, с их детьми и женами, в Владимир,

куда сей Государь возвратился, сведав, что Рюрик опять выгнал Чермного из

Киева.

Всеволод Георгиевич уже не хотел расстаться с Константином; довольный

Новогородцами, милостиво одарил их в Коломне и велел им идти с миром в свою

отчизну, сказав торжественно: "Исполняю желание народа доброго; возвращаю

вам все права людей свободных, все уставы Князей древних. Отныне управляйте

сами собою: любите своих благодетелей и казните злодеев!" Сия удивительная

речь Князя властолюбивого была хитростию: он знал неудовольствие граждан,

которые жаловались на отяготительные подати и разные действия Княжеского

самовластия.

Современный Летописец сказывает одно из оных: Всеволод, обманутый

ложным доносом, за несколько времени до Рязанского похода прислал в Новгород

Боярина своего и велел, без всякого исследования, умертвить знатного

гражданина, Алексея Сбыславича, торжественно, на Вече двора Ярославова. Сие

насилие произвело всеобщее негодование: сожалели о невинной жертве; видели,

что Константин есть только орудие самовластного отца и что истинный Государь

Новагорода живет в Владимире. Опасаясь следствий такого впечатления, Великий

Князь хотел польстить народу мнимым восстановлением прежней свободы; хотел

казаться единственно великодушным его покровителем, а в самом деле остаться

Государем Новогородцев; отпустил их войско, но удержал в Владимире Посадника

Димитрия (раненного в битве) и семь знаменитейших граждан в залог верности.

Между тем народ спешил воспользоваться древнею вольностию, ему объявленною,

и на шумном Вече осудил Димитрия, доказывая, что он и братья его были

виновниками многих беззаконных налогов. Судьи обратились в мятежников,

разграбили, сожгли домы обвиняемых; продали их рабов, села; разделили

деньги: каждому гражданину пришлось по нескольку гривен; а Князю оставили

право взыскивать платеж с должников Димитрия по счетам и письменным

обязательствам. Многие чиновники разбогатели, тайно присвоив себе большую

часть взятого имения. Еще волнение не утихло, когда привезли из Владимира в

Новгород тело умершего Димитрия Посадника: озлобленный народ хотел бросить

его с моста; но Архиепископ Митрофан удержал неистовых и велел предать оное

земле в Георгиевском монастыре, подле могилы отца Димитриева.

[1208 г.] Сын Великого Князя, Святослав, вторично приехал управлять

Новогородскою областию; взял оставленную ему часть из имения осужденных и

согласился довершить народную месть ссылкою их детей и родственников в

Суздаль.

Не достигнув еще и юношеского возраста, он повелевал только именем и не

мог предводительствовать войском, которое сражалось тогда с Литвою под

начальством Владимира Мстиславича: сей юный Князь, сын Мстислава Храброго,

господствовал во Пскове с согласия Новогородцев или Князя их.

Поручив область Рязанскую Наместникам и Тиунам, Всеволод скоро отправил

туда княжить сына своего, Ярослава-Феодора. Народ повиновался ему неохотно,

жалея о собственных Князьях, заключенных в Владимире. Летописец Суздальский

обвиняет Рязанцев даже в явном бунте, сказывая, что они уморили в темнице

многих Бояр Владимирских: сею ли дерзостию или чем другим оскорбленный,

Всеволод пришел с войском к Рязани. Ярослав выехал к нему навстречу вместе с

послами, которые именем народа предложили свои оправдания или требования, но

столь нескромно, что Великий Князь, еще более разгневанный, явил пример

излишней строгости: велел жителям выйти с детьми из города и зажечь его.

Напрасно хотели они молением смягчить грозного судию: сия столица Удела

знаменитого обратилась в кучу пепла, и бедные граждане, лишенные отечества,

были расселены по отдаленным местам Суздальского Княжения. Ту же участь имел

и Белгород Рязанский. Самый Епископ Арсений как пленник был привезен в

Владимир. - Князь Изяслав Владимирович, который спасся от неволи, и Михаил,

зять Чермного, мстили Всеволоду опустошением Московских окрестностей; но сын

Великого Князя, Георгий, разбил их наголову.

[1209 г.] В сие время дерзнул Владетель ничтожного Удела объявить себя

врагом Государя, страшного для иных, сильнейших Князей. Мстислав, старший

сын Мстислава Храброго, племянник Рюрика, служил ему усердно, прославил себя

мужественною, упорною защитою Торческа и, принужденный выехать оттуда,

получил от Смоленского Князя Удел Торопецкий. Зная, сколь память отца его

любезна Новугороду; зная, что многие чиновники и самый народ не любят там

опеки Всеволодовой, он смело предпринял воспользоваться их тайным

расположением; вступил с дружиною в Торжок, пленил дворян Святославовых,

оковал цепями Наместника его, взял их имение. Посол Мстиславов явился в

Новегороде и сказал народу следующие слова от имени Князя:

"Кланяюся Святой Софии, гробу отца моего и всем добрым гражданам. Я

сведал, что Князья угнетают вас и что насилие их заступило место прежней

вольности. Новгород есть моя отчина: я пришел восстановить древние права

любезного мне народа". Сия речь пленила Новогородцев: они прославили

великодушие Мстислава, единогласно объявили его своим Князем и заключили

Святослав с Боярами Владимирскими в доме Архиерейском. Мстислав, встреченный

с громкими восклицаниями радости, немедленно собрал войско, желая

предупредить Великого Князя; но сей Государь, или опасаясь, чтобы

Новогородцы в озлоблении не умертвили Святослава, или зная их легкомыслие и

надеясь управиться с ними без кровопролития, не хотел битвы; предложил мир,

назвался отцем Мстислава и, довольный освобождением сына, отпустил всех

купцов Новогородских, задержанных в Суздальской области. Обе рати

возвратились, не обнажив меча, и Константин, начальник полков Владимирских,

привез Святослава к родителю.

[1210 г.] Великий Князь, завоевав берега Пры, где еще держались Изяслав

и Михаил Рязанский, доказал любовь свою к общему спокойствию миром с

Ольговичами. Глава Духовенства, Митрополит Матфей, был посредником и сам

приехал в Владимир, к удовольствию народа; угощенный, обласканный всем

Княжеским домом, склонил Всеволода предать забвению наглое, обидное изгнание

сына его из Переяславля.