С сего времени Новгород был несколько лет жертвою естественных и

гражданских бедствий. От половины августа до самого декабря месяца густая

тьма покрывала небо и шли дожди беспрестанные; сено, хлеб гнили на лугах и в

поле; житницы стояли пустые. Народ, желая кого-нибудь обвинить в сем

несчастии, восстал против нового Владыки Новогородского, Арсения (ибо

Антоний, слабый здоровьем, лишился языка и добровольно заключился в

монастыре Хутынском). "Бог наказывает нас за коварство Арсения, - говорили

безрассудные: - он выпроводил Антония в Хутынскую Обитель и несправедливо

присвоил себе его сан, подкупив Князя". Добрый, смиренный Пастырь молился

денно и нощно о благе сограждан; но дожди не преставали, и народ, после

шумного Веча, извлек Архиепископа из дому, гнал, толкал, едва не умертвил

его как преступника. Арсений искал убежища в Софийском храме, наконец, в

монастыре Хутынском, откуда немой Антоний должен был возвратиться в дом

Святителей. Новогородцы дали ему в помощники двух светских чиновников и еще

не могли успокоиться: вооружились, разграбили дом Тысячского, Стольников

Архиерейского и Софийского, хотели повесить одного Старосту и кричали, что

сии люди наводят Князя на зло. Избрав нового Тысячского, Вече послало

сказать Ярославу, чтобы он немедленно ехал в Новгород, снял налог церковный,

запретив Княжеским судьям ездить по области и, наблюдая в точности льготные

грамоты Великого Ярослава, действовал во всем сообразно с уставом

Новогородской вольности. "Или, - говорили ему Послы Веча, - наши связи с

тобою навеки разрываются". Еще Князь не дал ответа, когда юные сыновья его,

Феодор и Александр, устрашенные мятежом Новогородским, тайно уехали к отцу с

своими Вельможами. "Одни виновные могут быть робкими беглецами (сказали

Новогородцы): не жалеем об них. Мы не сделали зла ни детям, ни отцу, казнив

своих братьев.

Небо отмстит вероломным; а мы найдем себе Князя. Бог по нас: кого

устрашимся?"

Они клялися друг другу быть единодушными и звали к себе Михаила

Черниговского; но Послы их были задержаны на дороге Князем Смоленским,

другом Ярославовым.

Доселе, описав несчастную Калкскую битву, говорили мы только о

происшествиях северной России: обратим взор на полуденную. Михаил,

возвратясь (в 1225 году) из Новагорода в Чернигов, нашел опасного неприятеля

в Олеге Курском и требовал помощи от Георгия, своего зятя, который сам

привел к нему войско. К счастию, там был Киевский Митрополит Кирилл, родом

Грек, присланный Константинопольским Патриархом из Никеи. Сей муж ученый,

благонамеренный, отвратил воину и примирил врагов: после чего Михаил княжил

спокойно, будучи союзником Георгия, который, женив племянника, Василька, на

его дочери, отдал южный Переяславль, как Удел Великого Княжения

Суздальского, другому племяннику, Всеволоду Константиновичу, а чрез год

брату Святославу. Древняя вражда Ольговичей и Мономаховых потомков казалась

усыпленною. Те и другие равно уважали знаменитого Мстислава Галицкого, их

главу и посредника. Сей герой, долго называемый Удатным или счастливым,

провел остаток жизни в беспокойствах и в раскаянии. Обманутый злобными

внушениями Александра Бельзского, он возненавидел было доброго зятя своего,

мужественного Даниила, союзника Поляков, и хотел отнять у него владение;

узнав же клевету Александрову, спешил примириться с Даниилом, и, вопреки

совету других Князей, оставил клеветника без наказания. Нечаянное бегство

всех знатнейших Бояр Галицких и ссора с Королем Венгерским были для него

также весьма чувствительным огорчением. Один из Вельмож, именем Жирослав,

уверил первых, что Князь намерен их, как врагов, предать на избиение Хану

Половецкому Котяну: они ушли со всеми домашними в горы Карпатские и едва

могли быть возвращены Духовником Княжеским, посланным доказать им неизменное

праводушие, милосердие Государя, который велел обличенному во лжи,

бесстыдному Жирославу только удалиться, не сделав ему ни малейшего зла.

Столь же невинен был Мстислав и в раздоре с Венграми. Нареченный его зять,

юный сын Короля Андрея, послушав коварных наушников, уехал из Перемышля к

отцу с жалобою на какую-то мнимую несправедливость своего будущего тестя.

Андрей вооружился; завоевал Перемышль, Звенигород, Теребовль, Тихомль и

послал войско осадить Галич, боясь сам идти к оному: ибо волхвы Венгерские,

как говорит Летописец, предсказали ему, что он не будет жив, когда увидит

сей город.

Воевода Сендомирский находился с Королем: сам Герцог Лешко хотел к ним

присоединиться; но Даниил, верный тестю, убеждениями и хитростию удалил

Поляков; а Мстислав разбил Венгров, и Король Андрей мог бы совершенно

погибнуть, если бы Вельможа Галицкий, Судислав, вопреки Даниилову мнению не

склонил победителя к миру и к исполнению прежних заключенных с Андреем

условий, так что Мстислав не только прекратил военные действия, не только

выдал дочь свою за Королевича, но и возвел зятя на трон Галицкий, оставив

себе одно Понизье, или юго-восточную область сего Княжения. Случай

беспримерный в нашей истории, чтобы Князь Российский, имея наследников

единокровных, имея даже сыновей, добровольно уступал владение иноплеменнику,

согласно с желанием некоторых Бояр, но в противность желанию народа, не

любившего Венгров. Легкомысленный Мстислав скоро раскаялся, и внутреннее

беспокойство сократило дни его. Он считал себя виновным перед Даниилом, тем

более, что сей юный Князь изъявлял отменное к нему уважение и вообще все

качества души благородной. "Льстецы обманули меня, - говорил Мстислав Боярам

Данииловым: - но если угодно Богу, то мы поправим сию ошибку. Я соберу

Половцев, а сын мой, ваш Князь, свою дружину: изгоню Венгров, отдам ему

Галич, а сам останусь в Понизье". Он не успел сделать того, занемог и

нетерпеливо желал видеть Даниила, чтобы поручить ему свое семейство; но

кознями Вельмож лишенный и сего утешения, преставился в Торческе Схимником,

подобно отцу заслужив имя Храброго, даже Великого, впрочем, слабый

характером, во многих случаях неблагоразумный, игралище хитрых Бояр и

виновник первого бедствия, претерпенного Россиею от Моголов. Смертию его

воспользовался Королевич Венгерский, Андрей, немедленно завладев Понизьем

как Уделом Галицким: Князья же юго-западной России, лишенные уважаемого ими

посредника, возобновили междоусобие. Мстислав Немой, умирая, объявил Даниила

наследником городов своих:

Пересопницы, Черторижска и Луцка (где прежде княжил Ингварь, брат

Немого); но Ярослав, сын Ингварев, насильственно занял Луцк, а Князь Пинский

Черторижск. Сие случилось еще при жизни Мстислава Храброго. Даниил с

согласия тестя доставил себе управу мечом, имев случай показать свое

великодушие: он встретил Ярослава Луцкого на богомолье, почти одного и

безоружного; дал ему свободный путь и сказал дружине: "Пленим его не здесь,

а в столице". Осажденный им в Луцке, Ярослав искал милости в Данииле и

получил от него в Удел Перемиль с Межибожьем.

Взяв Черторижск, Даниил пленил сыновей Князя Пинского, Ростислава,

который, будучи союзником Владимира Киевского и Михаила Черниговского,

требовал от них вспоможения, опасаясь, чтобы мужественный, бодрый Даниил по

кончине Мстислава Храброго не присвоил себе власти над другими Князьями.

Владимир Рюрикович вздумал мстить сыну за отца: известно, что Роман Галицкий

силою постриг некогда Рюрика. Тщетно Митрополит старался прекратить сию

вражду. "Такие дела не забываются", - говорил Владимир и собрал

многочисленное войско. Хан Половецкий, Котян, Михаил Черниговский, Князья

Северские, Пинский, Туровский, вступив в дружественную связь с Андреем,

Королевичем Венгерским, осадили Каменец, город Даниилов; но возвратились с

одним стыдом и долженствовали сами просить мира: ибо Даниил склонил Котяна

на свою сторону, призвал Ляхов и с Воеводою Сендомирским Пакославом

готовился осадить Киев.

[1229 г.] Михаил, по заключении сего общего мира, сведал о задержании

Послов Новогородских в Смоленске: видя Чернигов со всех сторон безопасным,

он немедленно поехал в Новгород, где народ принял его с восклицаниями

единодушной радости. Желая еще более утвердить общую к себе любовь, Михаил

клялся ни в чем не нарушать прав вольности и грамот Великого Ярослава;

бедных поселян, сбежавших на чужую землю, освободили на пять лет от дани, а

другим велел платить легкий оброк, уставленный древними Князьями. Народ, как

бы из великодушия, оставил друзей ненавистного Ярослава в покое - то есть не

грабил их домов, но хотел, чтобы они на свои деньги построили новый мост

Волховский, ибо старый был разрушен наводнением минувшей осени. Сию пеню

собрали в особенности с жителей городища, где находился Княжеский дворец и

где многие люди держали сторону Ярослава.

Михаил, восстановив тишину, предложил Новогородцам избрать иного

Святителя на место Антония, неспособного, по его недугу, управлять Епархиею.

Одни хотели иметь Владыкою Епископа Волынского, Иоасафа; другие Монаха и

Диакона Спиридона, славного благочестием, а некоторые - Грека. Судьба решила

выбор: положили три жеребья на алтарь Св. Софии; младенец, сын Михаилов,

снял два: третий остался Спиридонов. Таким образом Диакон сделался Главою

Новогородского Духовенства и попечителем Республики: ибо Архиепископ, как мы

уже заметили, имел важное участие в делах ее. - Михаил поехал в Чернигов,

оставив в Новегороде юного сына, Ростислава; и взяв с собою некоторых из

людей нарочитых, для совета или в залог народной верности. "Дай Бог, -

сказал он гражданам, - чтобы вы с честию возвратили мне сына и чтобы я мог

быть для вас посредником истины и правосудия".

Между тем Ярослав овладел Волоком Ламским и задержал у себя Послов

Михаиловых, которые жаловались на сию несправедливость. Отвергнув все их

мирные предложения, Ярослав ждал случая еще более утеснить Новогородцев. Сей

Князь в то же время поссорился и с братом своим Георгием; тайными внушениями

удалил от него племянников, сыновей Константиновых, и замышлял войну

междоусобную: но Георгий старался всячески обезоружить его. Дяди и

племянники съехались наконец в Суздале, где Великий Князь говорил столь

благоразумно, столь убедительно, что Ярослав склонился к искреннему миру,

обнял брата и вместе с племянниками назвал его своим отцем и Государем.

[1230 г.] Новогородцы, озабоченные набегом Литовцев в окрестностях

Селигерского озера, не могли отмстить Ярославу за обиду; разбили неприятелей

в поле, но скоро увидели гораздо ужаснейшее зло в стенах своих. Предтечею

его было землетрясение [3 мая], общее во всей России, и еще сильнейшее в

южной, так что каменные церкви расседались. Удар почувствовали в самую

Обедню, когда Владимир Рюрикович Киевский, Бояре и Митрополит праздновали в

Лавре память Св. Феодосия; трапезница, где уже стояло кушанье для Монахов и

гостей, поколебалась на своем основании: кирпичи падали сверху на стол. Чрез

десять дней необыкновенное затмение солнца и разноцветные облака на небе,

гонимые сильным ветром, также устрашили народ, особенно в Киеве, где

суеверные люди ждали конца своего, стенали на улицах и прощались друг с

другом.

Михаил, как бы желая ободрить Новогородцев, подобно другим изумленных

сими явлениями, приезжал к ним на несколько дней, совершил обряд

торжественных постриг над юным Ростиславом и возвратился в Чернигов.

Посадником Новогородским был тогда Водовик, человек свирепого нрава,

мстительный, злобный. Вражда его с сыном знаменитого Твердислава, чиновника

гордого, друга буйной вольности, а после смиренного Инока Аркадьевской

Обители, произвела междоусобие в городе.

Народ волновался, шумел на Вечах: то Посадник, то неприятели его

одерживалил верх; дрались, жгли домы, грабили. Свирепый Водовик собственною

рукой убил наконец одного из главных его врагов и бросил в Волхов; другие

скрылись или бежали к Ярославу. "Небо, - говорил Летописец, - оскорбленное

сими беззакониями, от коих Ангелы с печалию закрывают лица свои крылами,

наказало мое отечество".

Жестокий мороз 14 сентября побил все озими; цена на хлеб сделалась

неслыханная: за четверть ржи платили в Новегороде пять гривен или около семи

нынешних рублей (серебром), за пшеницу и крупу вдвое; за четверть овса 4

рубля 65 копеек. Хотя жители славились богатством, но сия неумеренная

дороговизна истощила все средства пропитания для города. Открылись голод,

болезни и мор. Добрый Архиепископ, как истинный друг отечества, не имея

способов прекратить зло, старался по крайней мере уменьшить действие оного.

Трупы лежали на улицах: он построил скудельницу, или убогий дом, и выбрал

человеколюбивого мужа, именем Станила, для скорого погребения мертвых, чтобы

тление их не заражало воздуха.