[1151 г.] Меньший его брат, Владимир Мстиславич, поехал в Венгрию и

склонил Короля объявить войну опаснейшему из неприятелей Изяславовых,

Владимирку Галицкому, представляя, что сей Князь отважный, честолюбивый,

есть общий враг держав соседственных. В глубокую осень, чрез горы

Карпатские, Гейза вошел в Галицию, завоевал Санок, думал осадить Перемышль.

Желая без кровопролития избавиться от врага сильного, хитрый Владимирко

купил золотом дружбу Венгерского Архиепископа, именем Кукниша, и знатнейших

чиновников Гейзиных, которые убедили своего легковерного Монарха отложить

войну до зимы. Но связь Гейзы с Великим Князем еще более утвердилась:

Владимир Мстиславич женился на дочери Бана, родственника Королевского, и,

вторично посланный братом в Венгрию, привел к нему 10000 отборных воинов.

Тогда Изяслав, нетерпеливо ожидаемый Киевлянами, Берендеями и преданною ему

дружиною Вячеслава, смело выступил в поле, миновал Пересопницу и, зная, что

за ним идут полки Владимирковы, спешил к столице Великого Княжения. Бояре

говорили ему: "У нас впереди неприятель, за нами другой". Князь

ответствовал: "Не время страшиться. Вы оставили для меня домы и села

Киевские; я лишен родительского престола: умру или возьму свое и ваше.

Достигнет ли нас Владимирко, сразимся; встретим ли Георгия, также

сразимся. Иду на суд Божий".

Граждане Дорогобужа встретили Изяслава со крестами, но боялись венгров.

"Будьте покойны, - сказал Великий Князь: - я предводительствую ими. Не вы,

люди моего отца и деда, а только одни враги мои должны их ужасаться". Другие

города изъявляли ему такую же покорность. Он нигде не медлил; но войско его

едва оставило за собою реку Уш, когда легкий отряд Галицкого показался на

другой стороне. Сам Владимирко, вместе с Андреем Георгиевичем, стоял за

лесом, в ожидании своей главной рати. Началась перестрелка. Великий Князь

хотел ударить на малочисленных неприятелей: Бояре ему отсоветовали. "Река и

лес перед нами, - говорили они: - пользуясь ими, Владимирко может долго

сопротивляться; задние полки его приспеют к битве. Лучше не тратить времени,

идти вперед и соединиться с усердными Киевлянами, ждущими тебя на берегах

Тетерева". Изяслав велел ночью разложить большие огни и, тем обманув

неприятеля, удалился; шел день и ночь, отрядил Владимира Мстиславича к

Белугороду и надеялся взять его внезапно. Так и случилось. Борис Георгиевич,

пируя в Белогородском дворце своем с дружиною и с Попами, вдруг услышал

громкий клик и воинские трубы: сведал, что полки Изяславовы уже входят в

город, и бежал к отцу, не менее сына беспечному. Георгий жил спокойно в

Киеве, ничего не зная: приведенный в ужас столь нечаянною вестию, он

бросился в лодку и уехал в Остер; а Великий Князь, оставив в Белегороде

Владимира Мстиславича для удержания Галичан, вошел в столицу, славимый,

ласкаемый народом, как отец детьми. Многие Бояре Суздальские были взяты в

плен.

Великий Князь, изъявив в Софийском храме благодарность Небу, угостил

обедом усердных Венгров и своих друзей Киевских: а друзьями его были все

добрые граждане. За роскошным пиром следовали игры: ликуя среди обширного

двора Ярославова, народ с особенным удовольствием смотрел на ристание

искусных Венгерских всадников.

Еще Киевляне опасались Владимирка; но, изумленный бегством Георгия, он

сказал Андрею, который шел вместе с ним: "Сват мой есть пример беспечности;

господствует в России и не знает, что в ней делается; один сын в

Пересопнице, другой в Белегороде, и не дают отцу вести о движениях врага!

Когда вы так правите землею, я вам не товарищ. Мне ли одному ратоборствовать

с Изяславом, теперь уже сильным? Иду в область свою". И немедленно

возвратился, собирая на пути дань со всех городов Волынских. Обитатели,

угрожаемые пленом, сносили ему серебро; жены, выкупая мужей, отдавали свои

ожерелья и серьги. Андрей с печальным сердцем приехал к отцу в Городец

Остерский.

Утвердясь в столице, Великий Князь призвал дядю своего, Вячеслава, из

Вышегорода. "Бог взял моего родителя, - говорил он: - будь мне вторым отцем.

Два раза я мог посадить тебя на престоле и не сделал того, ослепленный

властолюбием.

Прости вину мою, да буду спокоен в совести. Киев твой: господствуй в

нем подобно отцу и деду". Добрый Вячеслав, тронутый сим великодушием, с

чувствительностию ответствовал: "Ты исполнил наконец долг собственной чести

своей. Не имея детей, признаю тебя сыном и братом. Я стар; не могу один

править землею; будь моим товарищем в делах войны и мира; соединим наши

полки и дружину. Иди с ними на врагов, когда не в силах буду делить с тобою

опасностей!" Они целовали крест в Софийском храме; клялися быть неразлучными

во благоденствии и злосчастии.

Старец, по древнему обыкновению, дал пир Киевлянам и добрым союзникам,

Венграм.

Одарив последних конями, сосудами драгоценными, одеждами, тканями,

Изяслав отпустил их в отечество; а вслед за ними отправил сына своего

благодарить Короля Гейзу. Сей Посол именем отца должен был сказать ему

следующие выразительные слова: "Да поможет тебе Бог, как ты помог нам! Ни

сын отцу, ни брат единокровному брату не оказывал услуг важнейших. Будем

всегда заодно. Твои враги суть наши: не златом, одною кровию своею можем

заплатить тебе долг. Но соверши доброе дело: еще имеем врага сильного.

Ольговичи и Князь Черниговский, Владимир, в союзе с Георгием, который сыплет

злато и манит к себе диких Половцев. Не зовем тебя самого: ибо Царь

Греческий имеет рать с тобою. Но когда наступит весна, мирная для Венгрии,

то пришли в Россию новое войско. И мы в спокойную чреду свою придем к тебе с

дружиною вспомогательною. Бог нам поборник, народ и Черные Клобуки друзья".

- Великий Князь звал также в помощь к себе брата, Ростислава Смоленского,

который всегда думал, что старший их дядя имеет законное право на область

Киевскую. Вячеслав, уверяя сего племянника в дружбе, назвал его вторым сыном

и с любовию принял Изяслава Черниговского, который, вопреки брату, Владимиру

Давидовичу, отказался от союза с Князем Суздальским.

Георгий имел время собрать войско и стал против Киева вместе с

Ольговичами - то есть двумя Святославами, дядею и племянником - Владимиром

Черниговским и Половцами, разбив шатры свои на лугах восточного берега

Днепровского. Река покрылась военными ладиями; битвы началися. Летописцы

говорят с удивлением о хитром вымысле Изяслава: ладии сего Князя, сделанные

о двух рулях, могли не обращаясь идти вверх и вниз; одни весла были видимы:

гребцы сидели под защитою высокой палубы, на которой стояли латники и

стрелки. Отраженный Георгий вздумал переправиться ниже Киева; ввел ладии

свои в Долобское озеро и велел их тащить оттуда берегом до реки Золотчи,

впадающей в Днепр. Изяслав шел другою стороною, и суда его вступили в бой с

неприятелем у Витичевского брода. Князь Суздальский и тут не имел успеха; но

Половцы тайным обходом расстроили Изяславовы меры: у городка Заруба, близ

Трубежского устья, они бросились в Днепр на конях своих, вооруженные с

головы до ног и закрываясь щитами. Святослав Ольгович и племянник его

предводительствовали ими. Береговая стража Киевская оробела. Напрасно

Воевода Шварн хотел остановить бегущих: "С ними не было Князя (говорит

Летописец), а Боярина не все слушают". Половцы достигли берега, и Георгий

спешил в том же месте переправиться через Днепр.

Великий Князь отступил к Киеву и вместе с дядею стал у Златых врат;

Изяслав Давидович между Златыми и Жидовскими вратами; подле него Князь

Смоленский; Борис Всеволодкович Городненский, внук Мономахов, у врат

Лятских, или Польских. Ряды Киевлян окружили город. Черные Клобуки явились

также под его стенами с своими вежами и многочисленными стадами, которые

рассыпались в окрестностях Киевских.

Деятельность, движение, необозримый строй людей вооруженных и самый

беспорядок представляли зрелище любопытное. Пользуясь общим смятением,

хищные друзья, Берендеи и Торки, обирали монастыри, жгли села, сады.

Изяслав, чтобы унять грабителей, велел брату своему, Владимиру, соединить их

и поставить у могилы Олеговой, между оврагами. Воины, граждане, народ с

твердостию и мужеством ожидали неприятеля.

Но старец Вячеслав еще надеялся убедить брата словами мирными и в

присутствии своих племянников дал Послу наставление. "Иди к Георгию, -

сказал он: - целуй его моим именем и говори так: Сколько раз молил я вас,

тебя и племянника, не проливать крови Христиан и не губить земли Русской!

Изяслав, восстав на Игоря, велел мне объявить, что ищет престола Киевского

единственно для меня, второго отца своего; а после завладел собственными

моими городами, Туровом и Пинском!

Равно обманутый и тобою - лишенный Пересопницы, Дорогобужа - не имея

ничего, кроме Вышегорода, я молчал; имея Богом данную мне силу, полки и

дружину, терпеливо сносил обиды, самое уничижение и, думая только о пользе

отечества, унимал вас. Напрасно: вы не хотели внимать советам человеколюбия;

отвергая их, нарушали устав Божий. Ныне Изяслав загладил вину свою: почтил

дядю вместо отца; я назвал его сыном. Боишься ли унизиться предо мною? Но

кто из нас старший? Я был уже брадат, когда ты родился. Опомнись, или,

подняв руку на старшего, бойся гнева Небесного!" - Посол Вячеславов нашел

Георгия в Василеве: Князь Суздальский, выслушав его, отправил собственного

Боярина к брату; признавал его своим отцом; обещал во всем удовлетворить

ему, но требовал, чтобы Мстиславичи выехали из области Киевской. Старец

ответствовал: "У тебя семь сыновей: отгоняю ли их от родителя? У меня их

только два: не расстанусь с ними. Иди в Переяславль и Курск; иди в Великий

Ростов или в другие города свои; удали Ольговичей, и мы примиримся. Когда же

хочешь кровопролития, то Матерь Божия да судит нас в сем веке и будущем!"

Вячеслав, говоря сии последние слова, указал на Златые врата и на образ

Марии, там изображенный.

Георгий ополчился и подступил к Киеву от Белагорода. Стрелы летали чрез

Лыбедь.

Пылкий Андрей устремился на другую сторону реки и гнал стрелков

неприятельских к городу; но был оставлен своими: один Половчин схватил коня

его за узду и принудил Героя возвратиться. Юный Владимир Андреевич, внук

Мономахов, спешил разделить с братом опасность: пестун силою удержал сего

отрока. Дружина их шла на полк Вячеславов и Великого Князя за Лыбедью;

прочее войско Георгиево сразилось с Борисом у врат Лятских. Изяслав наблюдал

все движения битвы: он велел братьям, не расстроивая полков, с избранными

отрядами и Черными Клобуками ударить вдруг на неприятеля. Смятые ими,

Половцы, Суздальцы бежали, и трупы наполнили реку Лыбедь. Тут вместе со

многими пал мужественный сын Хана славного, Боняка, именем Севенч, который

хвалился, подобно отцу своему, зарубить мечом врата Златые. С того времени

Суздальцы не дерзали переходить чрез Лыбедь, и Георгий скоро отступил, чтобы

соединиться с Владимирком: ибо Галицкий Князь, забыв прежнюю досаду, шел к

нему в помощь.

Храбрые Мстиславичи пылали нетерпением гнаться за врагом. Согласно с

характером своим, Вячеслав говорил, что они могут не спешить и что Всевышний

дает победу не скорому, а справедливому; но, убежденный их представлениями,

и сам немедленно сел на коня, вместе с племянниками совершив молитву в храме

Богоматери. Никогда народ Киевский не вооружался охотнее; никогда не

изъявлял более усердия к своим Государям. "Всякий, кто может двигаться и

владеть рукою, да идет в поле! - сказали граждане: - или да лишится жизни

ослушник!" Борис Городненский был отправлен лесом вслед за Георгием, который

думал взять Белгород; но видя жителей готовых обороняться, пошел на встречу

к Галичанам. Изяслав, стараясь предупредить сие опасное соединение, настиг

его за Стугною. Сделалась ужасная буря и тьма; дождь лился рекою, и ратники

не могли видеть друг друга. Как бы устрашенные несчастным предзнаменованием,

оба войска желали мира: Послы ездили из стана в стан, и Князья могли бы

согласиться, если бы мстительные Ольговичи и Половцы тому не воспротивились.

Георгий, приняв их совет, решился на кровопролитие; однако ж убегал битвы,

ожидая Владимирка, и ночью перешел за реку Рут (ныне Роток). Изяслав не дал

ему идти далее: надлежало сразиться. Андрей устроил Суздальцев; объехал все

ряды; старался воспламенить мужество в Половцах, и в своей дружине. С другой

стороны, Великий Князь, Полководец искусный, также наилучшим образом

распорядил войско и требовал благословения от Вячеслава. Сей старец,

утомленный походом, должен был остаться за строем. "Неблагодарный Георгий

отвергнул мир, столь любезный душе твоей, - говорили ему племянники: -

теперь мы готовы умереть за честь нашего отца и дяди". Вячеслав

ответствовал:

"Суди Бог моего брата; я от юности гнушался кровопролитием". - Битва

началася.

Изяслав приказал всем полкам смотреть на его собственный, чтобы

следовать ему в движениях. Андрей встретил их и сильным ударом изломил свое

копие. Уязвленный в ноздри конь его ярился под всадником; шлем слетел с

головы, щит Андреев упал на землю: но Бог сохранил мужественного Князя.

Изяслав также был впереди; также изломил копие: раненный в бедро и руку, не

мог усидеть на коне и плавал в крови своей. Битва продолжалась. Дикие

варвары, союзники Георгиевы, решили ее судьбу: пустив тучу стрел, обратились

в бегство; за Половцами Ольговичи и, наконец, Князь Суздальский. Многие из

его воинов утонули в грязном Руте; многие легли на месте или отдались в

плен. Георгий с малым числом ушел за Днепр в Переяславль.

Между тем Великий Князь, несколько времени лежав на земле, собрал силы,

встал и едва не был изрублен собственными воинами, которые, в жару битвы, не

узнали его.

"Я князь", - говорил он. "Тем лучше", - сказал один воин и мечом рассек

ему шлем, на коем блистало златое изображение Святого Пантелеймона. Изяслав,

открыв лицо, увидел общую радость киевлян, считавших его мертвым; исходил

кровию, но слыша, что Владимир Черниговский убит, велел посадить себя на

коня и везти к его трупу; искренно сожалел об нем и с чувствительностию

утешал горестного Изяслава Давидовича, который, взяв тело брата, союзника

Георгиева, спешил защитить свою столицу: ибо Святослав Ольгович хотел

незапно овладеть ею; но тучный, дебелый и до крайности утомленный бегством,

сей Князь принужден был отдыхать в Остере, где, сведав, что в Чернигове уже

много войска, он решился ехать прямо в Новгород Северский; а после

дружелюбно разделился с Изяславом Давидовичем: каждый из них взял часть

отцовскую.

Мстиславичи осадили Переяславль. Утратив лучшую дружину в битве и

слыша, что Владимирко Галицкий, достигнув Бужска, возвратился, Георгий

принял мир от снисходительных победителей. "Отдаем Переяславль любому из

сыновей твоих, - говорили они, - но сам иди в Суздаль. Не можем быть с тобою

в соседстве, ибо знаем тебя. Не хотим, чтобы ты снова призвал друзей своих,

Половцев, грабить область Киевскую". Георгий дал клятву выехать и нарушил

оную под видом отменного усердия к Св. Борису: праздновал его память, жил на

берегу Альты, молился в храме сего Мученика и не хотел удалиться от

Переяславля. Один сын его, Андрей, гнушаясь вероломством, отправился в

Суздаль. Узнав, что коварный дядя зовет к себе Половцев и Галичан, Великий

Князь грозно требовал исполнения условий:

Георгий оставил сына в Переяславле, но выехал только в Городец и ждал

благоприятнейших обстоятельств.

Том 2: Глава 12 ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ИЗЯСЛАВ МСТИСЛАВИЧ. Г. 1146-1154 (3)