ЧЕЛОВЕК В ЛИТЕРАТУРЕ ДРЕВНЕЙ РУСИ 
  ВСТУПИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ 
  
 Настоящая книга посвящена человеку в литературе древней Руси. 
 В книге сделана попытка рассмотреть художественное видение человека 
 в древнерусской литературе и художественные методы его изображения. 
 Читатель не найдет в ней упоминаний "формы" и "содержания" 
 как таковых, но вся она в конечном счете стремится к рассмотрению 
 художественной формы в ее живом единстве с содержанием. 
 * * * 
 Человек всегда составляет центральный объект литературного творчества. 
 В соотношении с изображением человека находится и всё остальное: 
 не только изображение социальной действительности, быта, но также 
 природы, исторической изменяемости мира и т. д. В тесном контакте 
 с тем, как изображается человек, находятся и все художественные 
 средства, применяемые писателем. 
 Литература древней Руси знала несколько стилей в изображении человека1 
 . В основном они последовательно сменяют друг друга, но иногда существуют 
 и параллельно — в разных жанрах, обслуживающих разные потребности 
 общества. 
 Конечно, тот или иной стиль в изображении человека в совершенно 
 "чистом" виде проявлялся более или менее редко. Исключения 
 постоянны. Характеризуя тот или иной стиль, мы имеем в виду лишь 
 преобладающие явления. Системы стилей постоянно нарушаются. В этом 
 есть определенная закономерность; если бы не было нарушений стилистических 
 систем, то не было бы и движения литературы вперед. Восстанавливая 
 ту или иную систему стиля в изображении человека, мы стремимся прежде 
 всего создать у читателя живое представление об этой системе, непосредственное 
 ощущение стиля. 
 П. Я. Чаадаев писал: "Итак, вот наше правило: будем 
 размышлять о фактах, которые нам известны, и постараемся держать 
 в уме больше живых образов, чем мертвого материала"2 
 . 
 * * * 
 Читатель найдет в книге снимки с произведений живописи. Цель их 
 — показать соответствия, существовавшие в изображении человека 
 в литературе и в живописи. Эти соответствия позволяют во многих 
 случаях глубже понять и отчетливее ощутить особенности того или 
 иного стиля в изображении человека, но эти соответствия не следует 
 абсолютизировать. 
 В иных случаях живопись обгоняет литературу и дает значительно 
 более совершенные изображения человека, в других — литература 
 опережает живопись. Всемирно прославленная живопись Андрея Рублева 
 и его времени превосходит литературу тонкостью психологического 
 анализа и глубиной проникновения во внутренний мир человека. Однако 
 "оправдание человека" и открытие ценности человеческой 
 личности, имевшие место в демократической литературе XVII в., не 
 находят прямых соответствий в живописи того же времени. Наиболее 
 полное слияние художественных принципов изображения человека в литературе 
 и в живописи находим мы в монументальном стиле XI—XIII вв. 
 Для этой эпохи характерен своеобразный полный синтез всех искусств: 
 монументальная живопись (мозаика, фрески) подчинена формам зодчества, 
 зодчество своими простыми поверхностями служит удобной основой для 
 монументальной живописи. Письменность, в значительной мере рассчитанная 
 для чтения вслух во время монастырских трапез (жития святых), для 
 произнесения в храмах (проповеди, жития), для импозантного окружения 
 княжеского быта, отвечает тем же потребностям, что архитектура и 
 живопись, развивает общий с нею монументальный стиль в изображении 
 человека. 
 Впрочем, соотношения литературы с другими искусствами требуют внимательного 
 изучения. В данной книге они только намечаются. 
 * * * 
 Главы настоящей книги не следуют хронологии историко-литературно-то 
 процесса. Книга не стремится изобразить историю изображения человека, 
 хотя и должна давать материалы для этой истории, поднимая некоторые 
 общие вопросы, связанные с изменением формы изображения человека. 
 Удобнее всего оказалось начать книгу с перелома в изображении человека, 
 с кризиса средневекового способа изображения человека, наступившего 
 в начале XVII в. Затем необходимо было вернуться к эпохе классического 
 расцвета средневекового монументального стиля в изображении человека 
 — к XI—XIII вв. Затем в книге следуют главы, описывающие 
 отдельные стили и затрагивающие отдельные проблемы изображения человека. 
 Разнородность материала отчасти определила собой разнородность 
 глав. Одни из глав посвящены крупным стилистическим системам, внутренне 
 законченным и отразившимся во многих произведениях (таков стиль 
 монументального историзма или эмоционально-экспрессивный). Другие 
 главы касаются лишь элементов слабо проявившихся стилей (стиля эпического, 
 стиля "психологической умиротворенности"). Естественно, 
 что главы резко различаются по своему наполнению фактическим материалом. 
 * * * 
 Перед читателем — второе издание моей книги —"Человек 
 в литературе древней Руси". Со времени первого издания (М.; 
 Л., 1958) прошло более десяти лет. За это время накопилось много 
 нового материала, подтверждающего и развивающего отдельные характеристики 
 стилей в изображении человека, но я решил не включать их в книгу. 
 Она разрослась бы в объеме и в результате утратила бы свою цельность. 
 Дело ведь не в количестве материала, а в его убедительности. Поэтому 
 я ограничиваюсь лишь некоторыми улучшениями и уточнениями. Мною 
 приняты во внимание рецензии, появившиеся на первое издание у нас 
 и за рубежом, а также замечания, сделанные мне в частных письмах 
 Б. М. Эйхенбаумом и Н. Н. Ворониным. 
 В подборе иллюстраций мне помогли Н. А. Демина и И. А. Иванова, 
 а также Н. Г. Порфиридов, которым приношу глубокую благодарность. 
  
  
  
  
 1 Здесь и в дальнейшем я говорю 
 о стиле так, как говорят о стиле искусствоведы; в широком значении 
 этого слова. Я говорю о стиле литературы, а не о стиле литературного 
 языка. Последний входит в первый как часть. 
 2 П. Я. Чаадаев. Философические 
 письма. Письмо третье.— М. Гершензон П. Я. Чаадаев, 
 Жизнь и мышление. СПб., 1908, стр. 255. 
  
  
  
  
 Источник: Лихачев Д.С. Человек в литературе Древней Руси. 
  – М.: Наука, 1970. – С. 3—5.
 
  |