"Задонщина" содержит соответствия "Слову" не только в стиле, в отдельных формулах, выражениях и образах, но и в последовательности изложения событий.

Оба произведения после вступления, в котором упоминается Боян, переходят к описанию сборов войска и похода. Характеристика Игоря Святославича и Всеволода Буй Тура соответствует характеристике Дмитрия Ивановича и Владимира Андреевича. В "Слове" сражений два: первое победоносное, второе, оканчивающееся поражением. В "Задонщине" сражение одно, но в нем два момента: первый неудачен для русских, второй несет победу.

Сон Святослава и его "золотое слово" соответствуют в "Задонщине" увещевательному слову Дмитрия Ивановича и описанию предзнаменований. Плач Ярославны соответствует в "Задонщине" нескольким плачам боярынь по убитым.

Бегство Игоря из плена до известной степени соответствует бегству Мамая, диалог Гзака и Кончака, их досада — досаде татар в "Задонщине" и словам фрягов о Мамае.

Если мы разберем композицию обоих произведений, то заметим, что композиция "Задонщины" значительно менее сложна, чем композиция "Слова". Она не перебита историческими воспоминаниями и лирическими размышлениями. Однако з н а ч е н и е общих элементов в композиции обоих произведений различно. В "Слове" каждый элемент композиции тверже и определеннее выполняет свою функцию.

Рассмотрим прежде всего вступление. Вступление в "Слове" — это обычное для приподнятых ораторских, житийных и повествовательных произведений размышление о выборе стилистической манеры, в которой должно вестись все последующее повествование, определение своего отношения к литературной манере предшественника. Такие вступления мы встретим в проповедях Кирилла Туровского, ¹⁵ в Хронике Константина Манассии (дважды) ¹⁶ и других произведениях.

В связи с этим размышлением в "Слове" следует рассматривать и весь пассаж о Бояне. Автор "Слова" рассуждает: следовать ли ему или не следовать за стилистической манерой старого певца Бояна. Здесь все ясно и художественно целесообразно. В "Задонщине" же появление Бояна не мотивировано. В Кирилло-Белозерском списке, где текст о Бояне сохранился в наибольшей полноте, говорится только следующее: "Поидемъ, брате, в полуночную страну жребии Афетову сына Ноева, от него же родися Русь преславная. Оттоле взыдемь на горы киевьскыя. Первѣе всѣхъ вшедъ восхвалимь вѣщаго гo Бояна в городѣ в Киевѣ, гораздо гудца. Тои бо вѣщии Боянъ, воскладая свои златыя персты на живыя струны, пояше славу русскыимь княземь, первому князю Рюрику, Игорю Рюриковичю и Святославу Ярославичю, Ярославу Володимеровичю, восхваляя ихъ пѣсми и гуслеными буиными словесы на русскаго господина князя Дмитриа Ивановича и брата его князя Володимера Ондрѣевича, занеже ихъ было мужество и желание за землю руссьскую и за вѣру христианьскую".

В списке И-1 самое имя Бояна искажено, но сохранена та же мысль: автор приглашает взойти с ним на горы Киевские, помянуть первые времена и похвалить киевского "гораздаго гудца" "вѣща боинаго" (может быть — "боярина"), который воскладал свои персты на вещие струны и пел славу князьям древним. Похвалы Дмитрию Ивановичу и Владимиру Андреевичу этот "гораздый гудец" в списке И-1 не поет. В списке У мотив выбора стиля дальнейшего повествования как будто бы имеется, хотя и очень неясен (об этом скажу в дальнейшем), но этот мотив выбора стиля полностью отделен от похвалы Бояну, значение которой все же остается непонятным. После предложения составить похвалу Дмитрию Ивановичу и Владимиру Андреевичу идет следующее место: "И рцем таково слово: лудчи бо нам, брате, начяти повѣдати иными словесы от похвальных сихъ и о нынешных повѣстех похвалу великому князю Дмитрею Ивановичю и брату его князю Владимеру Андрѣевичю, а внуки святаго великаго князя Владимира Киевскаго. Начаша ти повѣдати по дѣлом и по былинам. Не проразимся мыслию, но землями, помянем первых лѣт времена, похвалим вещаннаго боярина, горазна гудца в Киеве. Тот боярин воскладоша горазная своя персты на живыя струны, пояша руским князем славу, первому князю киевскому Игорю Бяриковичю и великому князю Владимеру Всеславьевичю киевскому и великому князю Ярославу Володимеровичю". После этого автор обращается к другому своему предшественнику — Софонию-рязанцу: "Аз же помяну резанца Софония и восхвалю пѣснеми гусленными словесы сего великого князя Дмитрея Ивановича и брата его князя Владимира Андрѣевича...".

Совершенно неясным оказывается и все место, где говорится: "лудчи бо нам, брате, начяти повѣдати иными словесы". "Лудче" чего? И почему слова должны быть "иные" — "иные" по сравнению с какими? То, что ясно в "Слове", в "Задонщине" загадочно и непонятно. Объясняет все только вступительная часть "Слова".

В Синодальном списке похвалы Бояну нет вовсе. Список И-2, как известно, без начала. Итак, назначение образа Бояна в "Задонщине" очень неясно, нет и характеристики стиля Бояна, столь выпуклой в "Слове". Перед нами в "Задонщине" не совсем ясные реминисценции "Слова", и только.

В "Слове" имеется, как известно, один плач Ярославны и кратко говорится о плаче русских жен. Композиционная роль этих плачей совершенно четкая. В первом случае большой плач Ярославны предшествует бегству Игоря. Природа как бы откликается на плач Ярославны и помогает Игорю бежать. Сам бог указывает ему путь
в Русскую землю смерчами, идущими от моря. Плач же русских жен вставлен в общую картину страданий Русской земли в целом. Ни тот, ни другой плач не повторяют друг друга. Иное в "Задонщине": там плачет Микулина жена Марья, затем непосредственно после нее — Иванова или Тимофеева жена Федосья, за нею — Андреева жена Марья и Михайлова жена "Оксенья", после — жены коломенские. Плачи всех этих жен коротки, в целом они повторяют друг друга и сохраняют из плача Ярославны "Слова" только обращения к реке (к Дону и к Москве). Строго связанные в "Слове" с обращением к Днепру обращения Ярославны к солнцу и к ветру в "Задонщине" не отразились. Впечатление от плачей ослаблено "многоголосостью", краткостью их упоминаний и прозаичностью повторений одного и того же. В "Задонщине" плачи как бы соединены с перечислением вдов убитых. Это как бы дополнение к списку павших. Делопроизводственная манера автора "Задонщины" сказывается и здесь.

Все обращения Игоря Святославича к воинам, к князьям, обращения Всеволода Буй Тура и Святослава в "золотом слове" имеют внутреннюю мотивировку. Они вызваны конкретными обстоятельствами. Игорь обращается к своей дружине и к князьям во время солнечного затмения, чтобы поднять их упавший дух. Всеволод
Буй Тур обращается к Игорю, который его дожидался, чтобы сообщить ему о своей готовности и о готовности своих воинов. Святослав рассказывает свой сон боярам, чтобы те его разгадали. "Золотое слово" Святослава и обращение к русским князьям имеют целью побудить князей выйти на защиту Русской земли. Обращение к каждому князю в этом "золотом слове" вполне конкретно; в них указывается, почему должен встать князь за родину, напоминается о его силе, храбрости, чести и долге.

Иной характер носят речи князей Дмитрия Ивановича и Владимира Андреевича. Князья русские, уже съехавшись к Дмитрию Ивановичу "на пособь", заверяют его, что выедут с ним против татар (списки К-Б, И-1, У). Затем Дмитрий Иванович обращается к уже собравшимся русским князьям с призывом защищать Русскую землю (списки К-Б, И-1). Затем обращаются друг к другу Владимир Андреевич и Дмитрий Донской, подбадривая себя выступить против татар, хотя никаких ни внешних, ни психологических препятствий к этому выступлению, казалось бы, уже нет (списки И-1, С, У).

Речи действующих лиц в "Задонщине" — это как бы мысли вслух. Они носят, я бы сказал, условный характер. Это речи, сказанные за автора, чтобы мотивировать поступки действующих лиц или дать комментарий к событиям. Последнее особенно отчетливо выступает в речи татар, которую они как бы коллективно, одновременно произносят, когда бегут с поля битвы: "Туто погании разлучишас[я], раздно побѣгоша неуготованными дорогами в лукомор[ь]е, скрекчюще зубы своими, деручи лица своя, а ркуче: "Уже намъ, брат[и]е, в земли своей не бывати, а дѣтѣй своих не видати, а катунъ своих не трепати, а трепать намъ сырая земля, а цѣловат[и] намъ зелена мурова, а на Рус[ь] нам уже рат[ь]ю не хоживати, а выхода намъ у рускых князей не прашивати"" (И-2, ср. У, С).

Такой же характер имеют и речи фрягов, которыми автор ."Задонщины" как бы комментирует бегство Мамая (списки У, С).

Еще одна особенность обращений в "Задонщине". Стиль и характер устного слова в них утрачены. Обращения содержат элементы книжности, невозможные в устных выступлениях. В этом их разительное отличие от прямой речи в "Слове", сохраняющей в строгом соответствии с литературной традицией XI—ХIII вв. либо характер воинских речей, либо характер ораторских обращений (в "золотом слове" Святослава), но никогда не включающей книжных элементов.

Хронологическая непоследовательность "Задонщины"

Разительная особенность "Задонщины" — хронологическая непоследовательность. Эта непоследовательность не входит в художественный замысел автора; в крупном плане события развиваются последовательно: сперва сборы войска, затем первая половина сражения — неудачная, после вторая — удачная, победа, затем бегство Мамая. Однако в частных случаях эпизоды никак не следуют друг за другом: они выхвачены, перемешаны, автор переходит от более поздних эпизодов боя к более ранним, возвращается к тем же эпизодам, не выдерживая переходов к следующему. В отдельных случаях изображение событий топчется на месте. Логика повествования нарушается.

Перед нами как бы некоторые пробы, подгонки описания битвы на Дону к стилистическим средствам "Слова" без соблюдения строгого порядка. Так, например, в списке Ундольского князья Дмитрий Иванович и Владимир Андреевич сперва (еще до своего соединения у Коломны) "уставляют" "храбрыя воеводы в Руской земле", затем поминают прадеда своего Владимира Киевского, затем говорится о разных событиях в Русской земле, после — о новгородцах, собирающихся у святой Софии, затем — о сборах русских князей, говорящих почему-то о том, что татары стоят у Дуная и одновременно — на реке Мечи "межу Чюровым и Михайловым". Затем следует обращение Дмитрия Ивановича к Владимиру Андреевичу и литовским князьям. После передаются слова Андрея Ольгердовича и довольно пространная речь к нему Дмитрия Ивановича, в которой он предупреждает о готовящемся сражении на речке Непрядве "межу Доном и Непром". Снова говорится о том, что татары идут между Доном и Днепром и что серые волки — татары "хотят на Мѣчи поступити в Рускую землю". После лирических излияний следует сообщение о том, что Дмитрий Иванович выступил в поход и одновременно выступает Владимир Андреевич. Приводится новый диалог Дмитрия Ивановича и Владимира Андреевича, в котором они описывают свои войска. Затем говорится о битве, и при этом битва изображается как победа и сообщается о ее всесветной славе. Упоминается, что бились войска с утра и до полудня в субботу на Рождество богородицы. Вслед за этим описанием победы неожиданно говорится о поражении и о потерях русских в первой половине битвы. После этого сообщается об опустошении Рязанской земли, которое произошло значительно раньше, о плаче княгинь, боярынь и воеводских жен по избиенным, приводится и плач коломенских жен. Затем новый неожиданный переход — мысль автора возвращается к теме победы: говорится, что "того же дни в суботу" посекли христиане поганые полки на поле Куликовом, приводятся ободряющие речи Владимира Андреевича и Дмитрия Ивановича. Русские войска наступают, татары бегут и "уже бо ста тур на оборонь" (последняя фраза, варьирующаяся в разных списках, непонятна).

Отсутствие строгой хронологической последовательности и немотивированность переходов от одной темы к другой обращают на себя внимание и в той части "Задонщины", которая сохранилась в Кирилло-Белозерском списке. Так, например, "чюдно стязи стоять у Дону великого" раньше, чем войска выступают к Дону, раньше, чем Владимир Андреевич повел свои сторожевые (передовые) полки к Дону, и раньше, чем вступил Дмитрий Иванович "во свое златое стремя". Приглашение жаворонку воспеть с л а в у Дмитрию Ивановичу и Владимиру Андреевичу предшествует битве. Съехавшиеся к Дмитрию Ивановичу князья говорят ему: "Уже поганыи татарове на поля на наши наступаютъ" — раньше, чем автор сообщает о выступлении Мамая. Весть о битве разносится по "рожнымь землям", "за Волгу к Желѣзным вратомь, к Риму, до Черемис,ы до Чяховъ, до Ляховъ, до Устюга поганыхъ татаръ за дышущеем моремь" раньше, чем кончилась сама битва, — перед эпизодом, в котором Ослябля предсказывает гибель Пересвета в будущем поединке. Сами диалоги и речи князей произносятся не в конкретной обстановке, а как бы вне пространства и времени. Герои обращаются друг к другу разделенные расстоянием. Ясно, что временная последовательность и в Кирилло-Белозерском тексте соблюдается только в самых общих чертах. В основном же и в данном варианте "Задонщины" существует непоследовательность отдельных речей, образов, стилистических формул, определяемая в значительной степени их последовательностью в "Слове". ¹⁷

В самом деле, обратим внимание на следующее. Положение плача жен и вдов в "Задонщине" как бы в середине битвы объясняется несомненно тем, что плач русских жен в "Слове" занимает срединное положение в произведении. "Слава руская" звенит "по всей земли руской" (И-1, ср. К-Б, У, С) еще до битвы, так же как и в "Слове", но в "Слове" она относится к Святославу и помещена на месте — там, где говорится о его прошлых победах. Отдельные речи Дмитрия Ивановича и Владимира Андреевича также следуют тому порядку изложения, который существует в их образце — в "Слове". Хронологическая путаница с выступлением русских войск и татар (реально, как известно, татары во главе с Мамаем выступили первыми и вызвали этим ответные сборы войска и выступление войска навстречу татарам) объясняется тем, что в "Слове" первыми выступили русские и только в ответ на поход Игоря стали собираться половцы.

Несоответствия новому содержанию в "Задонщине"

Поскольку подражание внешне зависит от оригинала, относящегося к другому времени и посвященного другому содержанию, в нем всегда оказываются различные несоответствия новому содержанию и "остатки" произведения, послужившего оригиналом. Появляются в нем, в том или ином виде, различные несоответствия своему времени: языку, исторической действительности, литературной традиции.

В "Задонщине" таких "остатков" "Слова о полку Игореве" очень много. И немало таких "остатков", которые в "Задонщине" совсем неуместны и могут быть поняты только с помощью "Слова".

Прежде всего, в "Задонщине" (в списке У) сохранилось название небольшой реки, на которой происходила битва Игоря Святославича с половцами, — Каялы. Эта река упоминается только в "Слове" и в летописном рассказе Ипатьевской летописи о том же походе Игоря. И это понятно, но в "Задонщине" эта река упомянута без особой связи с содержанием "Задонщины".

Ярославна, как известно, плакала по своему мужу Игорю, находившемуся в плену, молила о его возвращении из плена, просила Днепр прилелеять его к себе: "Възлелѣй, господине, мою ладу къ мнѣ, а быхъ не слала къ нему слезъ на море рано". В "Задонщине" русские жены плачут в сходных выражениях по убитым, никто из их мужей не попал в плен, и тем не менее до жен доходят "поломянные вѣсти", или "полоняныа" (И-1), т. е. вести о плене,¹⁸ а самые жены названы "поломяныя" или "полоняные жены", т. е. жены пленников. Жена Микулы Васильевича, так же как Ярославна просит Днепр, — просит Дон прилелеять к ней ее мужа, хотя муж ее не пленен, как Игорь, а убит, и по Дону нет пути для возвращения в Москву (И-1, И-2, У, С). Ясно, что плач Ярославны первичен, а плач вдовы Микулы Васильевича — это неудачная его переделка.

В "Слове" понятны все упоминания рек: Дона, за который, согласно летописи, ходили на половцев русские войска Игоря, Днепра — центральной водной артерии тогдашней Киевской земли, Дуная, где еще находились в XII в. русские поселения. Но в "Задонщине" настойчивые упоминания Днепра, расположенного в сотнях верст от владений московского князя, и Дуная (в списке У) — совершенно непонятны. Они могут быть объяснены только как следы "Слова".

В "Задонщине" московский князь может "веслы Непру запрудити". Это могущество московского князя на Днепре — непонятно. Но оно становится понятным, если вспомнить, что в "Слове" Всеволод Суздальский может "Волгу веслы раскропити", где он действительно одержал победу над волжскими болгарами в 1183 г.

В "Задонщине" татары Мамая идут не от Волги, где находится центр Золотой орды и откуда двигался в действительности на Русь Мамай, а от Черного моря, из пространства между Доном и Днепром: "Уже бо всташа силнии вѣтри с моря, прилелѣяша тучю велику на усть Нѣпра, на русскую землю. Ис тучи выступи кровавыя оболока, а из нихъ пашють синие молньи. Быти стуку и грому велику межю Дономь и Нѣпромь, идеть Хинела на русскую землю. Сѣрие волци воють, то ти были не сѣрие волци, придоша поганые татарове, хотять пройти воюючи, взяти всю землю русскую" (К-Б, ср. И-1, У, С). Это движение татар от берегов Черного моря, из района между устьями Дона и Днепра, может быть понято только в связи со "Словом" — именно оттуда, от обычного района своих зимних кочевий в XII в., двигались навстречу войску Игоря .половцы (ср. в "Слове": "чръныя тучя съ моря идутъ"; "Се вѣтри, Стрибожи внуци, вѣютъ съ моря стрѣлами" и пр.).

Стоит упомянуть и о таком географическом несоответствии в "Задонщине". В "Слове" в обращении Ярославны к Днепру говорится, что он "пробил" каменные горы сквозь землю Половецкую, и Днепр действительно пробивает каменные пороги в том как раз месте, где степные народы чаще всего нападали на русские ладьи. Это было самое опасное место земли Половецкой. В "Задонщине" в плаче русских жен говорится несколько иначе: "Доне, Доне, быстрая река, прирыла еси горы каменныя, течешь в землю по[ло]вецкую" (И-1 и др.). ¹⁹ Но Дон на своем пути не встречает порогов, а любой крутизны правый берег еще не позволяет сказать, что река "прорыла" каменные горы. Каменные были только пороги на Днепре.

В XII в., во времена Игоря Святославича, было естественно сказать о его войске и сподручных князьях, что "хороброе гнездо" Ольговичей не было "обидѣ порождено ни соколу, ни кречету, ни тебѣ чръный воронъ, поганый половчине". Игорь Святославич был первым русским князем, попавшим в плен к степным врагам русских. Но то же самое сказать после полуторастолетнего еще не кончившегося чужеземного ига о всех русских князьях было невозможно. Между тем в. "Задонщине" великий князь Дмитрий Иванович говорит: "Братия и князи руские, гнѣздо есмя были великаго князя Владимера Киевскаго, не въ обиде есми были по рождению ни ястребу, ни крѣчату, ни черному ворону, ни поганому сему Момаю" (У, ср. К-Б, И-1, С).

В "Задонщине" постоянно говорится о "половцах", о "половецком поле" и "половецкой земле". Конечно, в конце XIV — начале ХV в. татары отождествлялись с половцами, но тем не менее нельзя не признать, что называние половцев их собственным именем — половцами — более естественно, чем настойчивое именование половцами другого народа — татар.

Дважды повторенный в "Слове" лирический рефрен: "О Русская земле! Уже за шеломянем] еси" (т. е. "О Русская земля! Уже ты скрылась за холмом!") уместнее в "Слове", чем разрывающая текст "Задонщины" не совсем ясная по смыслу фраза: "...земля еси русская, какъ еси была доселева за царемь за Соломоном, так буди и нынѣча за княземь великим Дмитриемь Ивановичемь" (К-Б, ср. И-1, У, С). Даже если принять объяснение А. Мазона, что под Соломоном здесь следует разуметь библейского царя Соломона, якобы бывшего владетеля Русской земли, по "Повести о граде Иерусалиме", текст "Задонщины" и самая логика появления этого места в "Задонщине" без "Слова о полку Игореве" остаются непонятными. В самом деле, в "Слове" говорится об углублении русского войска в степь, затем о грозных приметах
несчастья; воспоминание о родине, скрывшейся за пограничным холмом, как бы продолжает эту тревогу, пронизывающую весь рассказ "Слова" в данном месте. Тревога нарастает, приближаются враги, и снова скорбный рефрен раздается в "Слове". В "Задонщине" фраза о Соломоне как бы предсказывает счастливый поворот в судьбе Русской земли: Дмитрий Иванович заступит собой в будущем царя Соломона, но ведь, по "Повести о граде Иерусалиме", имя Соломона отброшено в далекое прошлое, да и Дмитрий находился на великом княжении немало лет. Появление "Соломона" из "шеломяни" может быть объяснено псковской шепелявостью (меной "ш" на "с"), встречающейся в "Слове о полку Игореве" и, очевидно, давшей из "шеломянем" "селомянем", а отсюда и "Соломоном" "Задонщины". Однако никакой шепелявостью нельзяобъяснить обратного: мены "с" на "ш", "Соломона" на "шеломя".

Как известно, в "Слове" широко отражено древнерусское двоеверие. Это двоеверие сказывается, в частности, в одушевлении природы. С этой стороны понятна и поникающая от жалости трава, и склоняющиеся в печали деревья ("Ничить трава жалощами, а древо с тугою къ земли преклонилось"), но в "Задонщине" все следы язычества и двоеверия вытравлены, и поэтому диссонансом кажется заявление автора о том, что "трава кровю пролита, а древеса к земли тугою преклонишас[я]" (И-1, ср. У, С). Странным остатком двоеверия в "Задонщине" является и "диво", то кличущее под саблями татарскими, то, напротив, как бы находящееся на стороне татар. Это русское слово "диво" — ясный остаток тюркского божества "див", представленного в "Слове".

Можно указать также на такие места в "Задонщине", которые кажутся вполне естественными, но которые никак не могли породить соответствующего им близкого текста "Слова".

Так, например, в "Слове" действительно случавшееся солнечное затмение перед выступлением Игоря в поход служит дурным предзнаменованием: "Тогда въступи Игорь князь въ златъ стремень и поѣха по чистому полю. Солнце ему тъмою путь заступаше...". В "Задонщине" выступление князя Дмитрия Ивановича в поход описано в сходных выражениях, указывающих на то, что оба описания находятся в текстологической связи, но предзнаменование там счастливое, ведь Куликовская битва была победой: "Тогда же князь великыи Дмитреи Иванович ступи во свое златое стремя, всѣдъ на свои борзыи конь, приимая копие в правую руку. Солнце ему на встоцѣ семтября 8 в среду на рожество пресвятыя богородица ясно свѣтить..." (К-Б, ср. И-1, У, С). Какой же текст первоначальнее: тот ли, в котором говорится о солнечном затмении, или тот, в котором солнце ясно светит? Ясно, что тот, в котором нельзя перевернуть самую действительность. Автор "Слова" превзошел бы Исуса Навина, если бы остановил солнце (при этом задним числом!) и устроил точно установленное для 1 мая 1185 г. астрономами²⁰ затмение солнца, для того чтобы иметь возможность "перевернуть" текст "Задонщины", обратив счастливое предзнаменование Куликовской победы в грозную примету поражения Игоря.