ИОАНН III ВАСИЛЬЕВИЧ

  Жизнь - 1440-1506 гг.

Правление - 1462-1506 гг.

Судьбу своего второго сына Ивана великий князь Василий II Васильевич предопределил задолго до своей кончины. К тому времени в сознании народном, в том числе и среди большинства русских князей, уже достаточно прочно утвердился новый порядок наследования масти - от отца к сыну. Правда, иногда внутри княжеских семей еще не совсем забытое право на власть старейшего в роду давало почву для конфликтов. Чтобы исключить любые кривотолки и сомнения по этому поводу, Василий II в 1450 году официально объявил своим соправителем и великим князем сына Ивана(Старшего сына, Юрия, уже давно не было в живых), родившегося 22 января 1440 года. С этого времени письменные и устные распоряжения, официальные договоры и грамоты исходили одновременно от имени двух великих князей. В 1451 году Иван, хотя и формально, но уже возглавлял московскую рать в походе на Дмитрия Шемяку, потом участвовал еще в двух походах, а в 15 лет стал не формальным, а реальным соправителем слепого отца. Отправляясь в 1460 году в Новгород, Василий без всяких опасений оставил Москву на сына.
Семейное положение Ивана тоже определил отец. В 1447 году союз Москвы с Тверью по обычаю тех времен был скреплен брачными узами: 7-летнего Ивана обручили с 5-летней Марией, дочерью тверского князя Бориса Александровича. В 1452 году сыграли свадьбу, в 1458 году в семье родился первый и единственный ребенок - сын Иван.
27 марта 1462 года скончался великий князь Василий II . Иван уже несколько лет наравне с отцом занимался государственными делами. Народ, в том числе бояре и князья, с этим свыкся, и великое княжение без всяких эксцессов перешло к сыну-наследнику. О получении Иваном Васильевичем ордынского ярлыка на великое княжение летописи не упоминают, но некоторые исследователи по косвенным признакам полагали, что такой факт имел место. Земли непосредственно Москвы, доходы от ее казны Василий II в своей духовной, по уже сложившийся традиции, поделил поровну между пятью сыновьями. В части земельных уделов Ивану был отписан, естественно, самый большой и значительный, со множеством московских сел и главнейшими русскими городами: Коломной, Владимиром, Переяславлем, Костромой, Галичем, Устюгом, Суздалем и др. По примеру своего деда Василий II отписал уделы и младшим сыновьям: 12 городов с центрами уделов в Дмитрове, Угличе, Рузе и Вологде.
Первые три года правления прошли спокойно. Великокняжеский стол Иван Васильевич занял уже взрослым человеком с вполне сформировавшимся характером. С юных лет он отличался холодной рассудительностью и осторожностью, обычно не свойственными этому возрасту. Любое дело князь не торопясь и тщательно обдумывал, учитывал все обстоятельства и лишь будучи уверенным в успехе приступал к его осуществлению. Но уже потом двигался к цели неуклонно, не горячась и не увлекаясь, умело используя обстоятельства, но и уважая общее мнение и обычаи своего времени. Обозначились, но в полной мере проявились много позже такие черты характера, как властолюбие, скрытность, черствость и крутой нрав. Ни в юности, ни к старости личных отваги и храбрости современники в князе не отмечали. Венецианец Контарини оставил в своих записях некоторые детали внешности Ивана III: высокий рост, худощавость, мужская красота. Из прозвища «Горбатый», которое встречается в некоторых летописях, можно предположить сутулость князя, что при высоком росте не редкость.
Начиная с 50-х годов достаточно четко обозначилось русское военное превосходство над татарами - набеги отбивались оперативно и успешно. Опираясь на это превосходство, после вступления на престол Иван III прекратил, вероятно, выплачивать ежегодную дань Орде. По крайней мере, ничем другим нельзя объяснить тот факт, что вдобавок к серьезным проблемам со своими соплеменниками ордынский «царь Махмутъ» в 1465 году двинулся на Москву. Поход закончился, не успев толком и начаться, - против Орды выступил крымский хан Хаджи-Гирай и Махмут потерял к Москве всякий интерес.
В 1467 году Иван Васильевич занялся Казанью, где местные князья затевали смуту против своего царя Ибрагима. Эпизод был рядовой, но стало известно, что князья собираются втайне от Москвы звать к себе в правители царевича Касима, который давно уже находился на русской службе. Его с двумя воеводами Иван III и отправил в поход на Казань. Дойти удалось лишь до Волги. В следующем году казанцы в отместку слегка потрепали часть муромских и костромских волостей, а Вятка, не получив своевременно военную помощь, казанцам сдалась. В 1469 году на Казань пошла более мощная рать, татары встретили ее на дальних подступах, боевые столкновения шли непрерывно, но до зимы решающего сражения так и не случилось. Успех пришел весной следующего года, когда в помощь русским полкам на Казань по Волге пошла мощная флотилия с ратниками: царь Ибрагим запросил мира. Подробности мирного договора остались неизвестными, но в последующие 15 лет никаких серьезных хлопот Москве Казанское царство не доставляло. В 1486 году после смерти царя Ибрагима Иван Васильевич посредством военной силы посадил на казанский престол одного из его старших сыновей Мухаммад-Эмина (Магмет-Аминя). В официальных бумагах новые союзники называли себя братьями, и до конца своего правления Иван III никаких проблем с Казанью не имел.
Между тем складывались условия, чтобы Иван Васильевич приступил к одному из важнейших дел своего правления - приведению Новгорода Великого в полное подчинение Москве. Начало положил его отец в 1456 году, вынудив новгородцев писать вечевые грамоты от имени великого князя и заверять его же печатью. С тех пор динамики в этой ситуации не было, но обе стороны понимали, что раньше или позже вопрос о присоединении Новгорода к Московскому княжеству встанет обязательно. Вариантов у многовековой новгородской вольницы было немного: примириться с потерей самостоятельности или бороться до конца, ибо сила Москвы была уже такова, что никакие полумеры ее не устраивали. Эта же сила не оставляла Новгороду никаких шансов найти союзников в русских землях. Положение усугублялось и тем, что новгородская «республика» из разных соображений всегда избегала тратить деньги на содержание регулярных полков и строительство крепостей. Даже строительство кремля (крепости) на Софийской стороне самого Новгорода началось лишь в 1484 году и длилось 15 лет. В плане отстаивания самостоятельности оставалось лишь одно – искать союзников на стороне, а именно в Литве и Польше. Но вече не утвердило такое предложение: обращение за помощью к католическому королю могло быть истолковано как отступничество от православной веры. Решили пригласить для организации обороны находящегося на литовской службе Михаила Олельковича, сына киевского князя и двоюродного брата Ивана III. Да так почему-то уверовали в его непобедимость, что немедленно начали творить против великого князя «грубости»: перестали выполнять его повеления, отсылать в Москву пошлины, начали возврат принадлежащих великому князю новгородских земель. Потом, в полном соответствии со своим буйным нравом, перешли к ругани и оскорблениям московского наместника в Новгороде, насилию над его людьми и «многу пакость чинили» в приграничных с новгородскими землях братьев Ивана III.
В Москве обо всех этих шалостях, естественно, знали. У великого князя, чтобы раз и навсегда покончить с постоянным источником конфликтов, как и у новгородцев тоже было всего два варианта: отпустить Новгород на все четыре стороны или подчинить его, что называется, по полной программе. Отпустить - значило лишиться богатого источника доходов в казну и затруднить себе торговлю с Европой. На подчинение раньше не хватало сил, теперь вроде было в самый раз. Тем более что основания для окончательного решения вопроса были: Новгород «из старины» был отчиной владимирских князей, полностью из-под их власти никогда не выходил, но буйной дурью маялся постоянно. Повелев удельным князьям готовиться к походу, великий князь тем не менее попытался грамотами к новгородскому владыке и жителям призвать северян к порядку. А у тех не сложилось с Михаилом Олельковичем, и вече решило не только обратиться напрямую к польскому королю и великому князю Литовскому Казимиру IV за военной помощью, но и предложило Новгород под его власть при условии сохранения всех устоев вечевой республики. Позднее в некоторых старинных источниках, особенно московских, это событие расценивалось как заговор бояр и бунт черни, хотя, скорее, было оно ни чем иным, как жестом отчаяния в стремлении новгородцев сохранить свою независимость любой ценой. Казимир, занятый устройством сына на чешский престол, договора с новгородцами не подписал, но отправил гонцов в Орду с просьбой ударить на Русь с юга, отвлекая тем самым внимание Москвы от новгородских дел.
Похоже, сведения о переговорах переполнили чашу терпения великого князя. На собранном им совете было принято решение смирять Новгород силой. Не исключено, что для себя Иван Васильевич уже давно решение принял и теперь лишь обставлял его необходимыми формальностями. В конце мая 1471 года в Новгород ушла «разметная» (объявляющая войну) грамота, а когда подсохли дороги, вслед за ней несколькими маршрутами двинулись полки русских князей. Сам великий князь со своим двором и тверской ратью шел позади. Приказ по войскам был почти что татарский: новгородские земли разорить, население увести в плен. Воеводы добавляли и от себя: для наведения ужаса на новгородцев многим пленникам отрезали «носы, уши и губы». Жестокость оказалась не нужной - от почти 40-тысячного необученного и плохо вооруженного новгородского ополчения толку итак было мало. Разгром его 14 июля на берегах реки Шелони был сокрушительным. Мало того, в плен было взято всего 2 тысячи, а 12 тысяч ополченцев перерезали как овец - великий князь пожелал продемонстрировать, что время переговоров ушло безвозвратно. Сумевшие спастись бегством ополченцы и окрестное население затворились в Новгороде, но очень скоро поняли всю бессмысленность затеи, ибо в городе не было даже соответствующего запаса продовольствия. К устью Шелони в Ставку великого князя бить челом отправилась делегация из духовенства и знатных горожан. Ситуация с Литвой оставалась неясной, упускать выгоду момента было неразумно, и мирный договор Иван Васильевич подписал на своих, естественно, условиях. В некотором смысле статьи договора выглядели вполне равноправными. Москва возвращала Новгороду Торжок, свои последние завоевания в Двинской земле и, главное, оставляла городу вечевую социальную структуру. Новгород обязывался не сноситься с Польшей и Литвой, исправно платить дань, вернуть великокняжеские земли, отменить вечевые грамоты. Зато наложенная великим князем контрибуция привела в изумление даже богатейший на Руси дом Св. Софии: в несколько месяцев из его закромов в Москву должны были отправиться 15500 новгородских рублей - около 80 пудов серебра. Московские бояре привели население к присяге великому князю, и 1 сентября 1471 хода Иван III вернулся в столицу, везя в оковах особо рьяных сторонников Казимира IV. Находившуюся во владении Новгорода огромную Пермскую землю Иван Васильевич без особых затруднений, но тоже силой прибрал к рукам в следующем году.
Параллельно с государственными делами без излишней спешки решался вопрос о втором браке великого князя. Первая жена Ивана Васильевича скончалась 22 апреля 1467 года, когда князя в Москве не было. Покойница страшно распухла, и население долго еще толковало о том, что Марья умерла от «смертнаго зелия». На исходе второго года вдовства началось сватовство великого князя. У историков нет единого мнения об инициаторе этой затеи, но не исключено, что им был папа римский Павел II. 11 февраля 1469 года в Москву из Рима прибыл с письмом посланник кардинала Виссариона. Кардинал предлагал Ивану III посредничество Рима в организации брака с греческой царевной Зоей, дочерью правителя Мореи Фомы Палеолога, родного брата двух последних греческих императоров, одним из которых был Константин Палеолог. Для подогрева интереса великого князя в письме указывалось, что из преданности к православию Зоя отказала в руке королю французскому и герцогу миланскому. Иван Васильевич взял «словеса сиа в мысль», советовался с матерью, боярами, митрополитом, и 8 марта в Рим отправился на смотрины невесты его личный посланник итальянец Джан-Баттиста делла Вольпе, именуемый в обиходе Иваном Фрязиным и служащий в Москве монетным мастером. Иван привез согласие Зои на брак, а 17 января 1472 года вновь отправился в Рим, где должен был по доверенности от лица великого князя участвовать в церемонии обручения. В Москву посланник великого князя возвратился с портретом невесты, и уже в мае за ней отправилось официальное московское посольство.
А незадолго до этого пришло донесение, что в поход на Москву собирается хан Ахмат (Ахмад). Прежняя Орда переживала период распада, и на ее территория возникли Ногайская, Крымская, Казанская, Астраханская и Сибирская орды, но древний ордынский трон находился в орде Большой. Ею и правил Ахмат, владея землями от Волги до Днепра. Неизвестно точно, выплачивал ли Иван III дань в Орду регулярно, но запись о выплате в 1470 году в русских источниках сохранилась. Так что причиной похода, скорее всего, были интриги против Москвы польского короля Казимира IV, который не так давно упустил удобный момент поучаствовать в новгородском конфликте. Великий князь срочно отправил в Большую орду своего посла для переговоров. Однако хан своего решения не изменил, и 30 июля 1472 года его тумены двинулись к русской границе. Марш-броска к Москве не получилось. Уже при г. Алексине передовые русские отряды надолго задержали татар, не давая им переправиться на левый берег Оки. Узнав, что основные русские силы в бой даже не вступали, хан сжег Алексин и завернул в свои улусы. К тому же в его войске началась моровая язва, и часть источников связывает уход татар именно с этим фактом. В следующем году хан прислал в Москву посольство для заключения мира, но в финансовом плане было уже поздно – Иван III принял решение ежегодную дань в Орду больше не выплачивать. По крайней мере, в 1480 году Ахмат-хан свой очередной и последний в русской истории поход на Москву объяснял именно тем, что Русь уже 9 лет не выплачивает ордынскую дань. Подписав мирный договор с Ахматом, великий князь в отместку за происки Казимира IV отправил полки воевать его Любутские волости.
А в Ревель морским путем 21 сентября 1472 года прибыла Зоя Палеолог. В русских землях на всем пути следования до Москвы невесту великого князя встречали с подобающими почестями. На Руси испокон веку худосочные женщины вниманием и популярностью не пользовались. А уж о женской красоте без сопутствующей ей дородности даже речь не шла. Зоя Фоминична давно была известна в Европе своей редкостной полнотой. Судя по всему, габариты ее действительно были впечатляющи, ибо в первые же дни путешествия по русской земле даже от приверженцев женской дородности славян Зоя получила прозвище «Фряжская туша». 12 ноября Зоя Фоминична прибыла в Москву, и в тот же день состоялся обряд ее венчания с Иваном Васильевичем во временном деревянном здании Успенского собора, который в то время перестраивался. С этого дня Зоя получила и русское имя София.
Вместе с царевной в Москву прибыла ее большая свита, кардинал Антоний и личный толмач и советник папский униат Дмитрий Грек Траханиот, ибо русского языка Зоя-София не знала. Очень скоро выяснилось, что помимо феноменальной тучности великая княгиня отличалась отменным умом, энергией, хитростью и силой воли. Это дало почву для мифов об ее исключительном влиянии на мужа при решении важнейших государственных вопросов. Подтверждающих эти мифы реальных фактов нет, да и вряд ли властолюбивый Иван Васильевич позволил бы жене вмешиваться в свои дела. Зато есть достоверные сведения, что супруги вели обычную жизнь великокняжеской семьи и функции Софии замыкались на детей и часть хозяйственных вопросов. Не обходилось, конечно, и без интриг, тем более что в ближайшем окружении великого князя авторитетом София не пользовалась. Первенец Василий (буд. в. к.) родился 25 марта 1479 года. Потом были Юрий, Дмитрий, Семен, Андрей, дочери Елена, Феодосия, Елена-младшая, Евдокия. Единственным, пожалуй, отрицательным последствием всей этой свадебной затеи было то, что Зоя-София привнесла в семью Рюриковичей фамильный кровный недостаток Палеологов: достаточно отчетливо выраженную склонность к нервным и душевным заболеваниям.
Влияние Софии на мужа, конечно, было, но к государственным делам оно имело лишь косвенное отношение. Высшая византийская знать всегда придавала придворным церемониям огромное значение, ибо они способствовали возвеличиванию императорского достоинства и авторитета. Последнего византийского императора не было уже в живых, и София, в числе других ближайших родственников покойного, была естественной продолжательницей обычаев и обрядностей придворной жизни. Вот к ним-то Иван Васильевич оказался весьма восприимчив, и при его правлении дворцовая жизнь изменилась кардинально. К тому же брак с Софией имел значение передачи наследственных прав потомков Палеологов русскому великокняжескому Дому, и Иван III вполне мог считать себя наследником уже не существующего Дома императорского византийского. Великий князь ввел при дворе этикет, в том числе и целование его руки, ему же некоторые источники приписывают авторство церемониала приема иностранных послов, которым пользовались последующие государи. Изменения в дворцовой жизни не выглядели чем-то противоестественным, ибо русская церковь была плотью от плоти церкви греческой, а к церковным пышным церемониям все давно привыкли. В соответствии со своим характером Иван менял жизнь двора без всякой спешки, не отвлекаясь от текущих дел.
С 21 ноября 1475 года по 26 января года следующего Иван Васильевич по своим великокняжеским делам находился в Новгороде. По традиции, новгородских должностных лиц могли судить только местные Совет господ и вече. Иван III привез с собой жалобу тяготевшего к Москве Славенского «конца» (района) Новгорода, жители которого подверглись грабежу сторонниками Литвы, которые с 1471 года все никак не могли угомониться. Жалоба была на имя великого князя, и в ней перечислялись имена более чем 20 зачинщиков погрома. Иван Васильевич распорядился арестовать для разбора дела четырех бояр, а заодно, помимо жалобы, одного из самых рьяных противников Москвы. Эпизод был незначительный, и хотя князь нарушил судебную традицию, никакого возмущения у новгородцев не вызвал: жалоба была именная и великий князь мог разбираться с ней своей властью. Но прецедент двойной судебной власти был создан. Скоро в Москву потянулись разных сословий новгородцы, не сумевшие выиграть местный суд, а за ними и их ответчики. Для решения проблемы в апреле 1477 года в Москву, где как раз собралась целая толпа жалобщиков, прибыли новгородские послы. То ли они, то ли кто-то из жалобщиков при челобитьи великому князю назвали его не «господином», а «государем». Оговорка была сделана, конечно, с целью польстить великому князю, ибо переговоры всегда вел «Господин Великий Новгород» и «господин Великий князь», что подчеркивало равноправие сторон. Признание же за Иваном III титула своего «государя» автоматически означало для новгородцев утрату законодательной и судебной власти и при ведение Новгородской земли в статус обычного удела великого князя. Похоже, Иван Васильевич уже не раз об этом подумывал, а тут и случай представился - термин «государь» был новгородцами употреблен в официальной церемонии, каковой являлось челобитье. В Новгород отправились два московских боярина с предложением признать Ивана III государем. Вече предложение, естественно, отвергло, объявило вне закона своих граждан, давших к нему повод. Потом убили нескольких бояр «московской» партии и некоторых, кто ходил в Москву на суд, изгнали из города московских купцов и разграбили их дворы. В конце концов опять начали кричать за польского короля Казимира. Все признаки мятежа были налицо.
30 сентября 1477 года в Новгород ушла грамота о разрыве мира, а 9 октября Иван III с войском двинулся в поход, чтобы «за их преступление казнити их войною». Уже в Торжке к великому князю начали обращаться многие новгородцы разных сословий с просьбами о принятии на службу. В ноябре Новгород был взят в осаду. Горожане вновь разделились на две партии - за оборону и за переговоры. На последних настаивал архиепископ, чей голос всегда имел большое значение. Послы отправились в Ставку великого князя, который в их честь дал пир. Переговоры длились до середины января, послы старались хоть отчасти сохранить Новгороду былые привилегии, но Иван III был неумолим: вече не бывать, все управление князь берет на себя, оставляя Новгороду лишь суд «по старине» и обещая не трогать новгородские боярские вотчины. Когда послы доложили обо всем на вече - переругались все со всеми, но в первую очередь простой люд с боярами. Уяснив, что в таких условиях о серьезной обороне не может быть и речи, сложил крестное целование городу и перешел на службу к Ивану III новгородский воевода. Кроме капитуляции, вариантов у горожан не осталось. 15 января в Новгород вошли московские бояре и привели народ к присяге великому князю. Затем состоялся парадный въезд его самого, а 20 января 1478 года Иван Васильевич отправил в Москву гонца с письмом к матери, митрополиту и сыну Ивану, в котором сообщал, что привел Великий Новгород «в всю свою волю и учинился на нем государем, как и на Москве». До середины февраля князь отлаживал в Новгородской земле теперь уже свое управление, наказывал зачинщиков смуты, пировал с боярами, принимал дары и одаривал сам. 5 марта Иван вернулся в Москву с 300 возами «перел, злата и сребра и камений многоценных». Другими словами - Новгород был разграблен дочиста. Вскоре был привезен и подвешен среди прочих в Успенском соборе новгородский вечевой колокол. И это была последняя точка в истории новгородской вольницы. Понятно, что вольнодумные настроения новгородцев не могли сойти на нет в одночасье, и дальнейшие отношения Москвы с Новгородом складывались непросто. Но это были уже отношения великого князя с одним из своих удельных городов.
Так сложилось, что в правление Ивана III была поставлена еще одна точка в русской истории. В начале 1480 года в Москву пришло донесение, что Большая орда готовится к походу на Русь. Повод у хана Ахмата был и раньше, но силы Большой орды были уже не те, и нужно было выжидать удобный момент. Теперь обстановка благоприятствовала: с запада на Русь грозился ударить Казимир IV, войска Ливонского ордена напали на Псков, великий князь был в ссоре со своими братьями Андреем-старшим и Борисом, которые со своими дружинами ушли к литовской границе. Ближе к лету хан двинулся на Москву. Иван III с войском более двух месяцев ждал татар на Оке. Но хан разбил свой лагерь вблизи границ Московского княжества и никаких действий не предпринимал. Наконец, переправившись через Оку южнее Калуги, татары пошли к реке Угре, по которой проходила русско-литовская граница. Отправив на Угру войско с тремя опытными воеводами, сыном Иваном и братом Андреем-младшим, 30 сентября великий князь вернулся в Москву для выработки плана дальнейших действий. Вероятно, наметилось примирение с Борисом и Андреем-старшим, ибо было принято решение потянуть время, вступив с ханом в переговоры. 3 октября Иван выехал к войску, но лагерь свой разбил в тылу у Кременца. К этому времени русские полки, используя большое количество пищалей и полевых орудий, уже несколько дней успешно отражали попытки татар переправиться через Угру. С началом переговоров татары отошли от реки на две версты, но на мир хан не соглашался, обвиняя Ивана, что тот уже 9 лет не платит дань и не ездит в Орду. Князя обвинения не интересовали. На заведомо бесполезные переговоры ушла неделя, а к концу октября стало известно - братья великого князя со своими полками уже на подходе к Кременцу.
Дальнейшее было чистым недоразумением. 29 октября, когда Угра уже встала от морозов, Иван Васильевич приказал ее защитникам отойти к Кременцу, планируя уже всем войском отступить еще дальше к Боровску, где и дать татарам генеральное сражение. Ахмат-хан знал, что к Ивану подошло сильное подкрепление, а тут русские освободили берег Угры, который до этого защищали насмерть. Вывод напрашивался единственный: великий князь готовит большую западню. Глубокая разведка была невозможна, на том берегу остались русские дозоры. 11 ноября, так и не дождавшись помощи от Казимира IV, хан завернул свое войско в становища. Чуть раньше, 7 ноября, Иван III публично разорвал ханский ярлык на великое княжение и официально объявил, что более подчиняться Орде не намерен. Русское государство вновь обрело национальную независимость. Узнав об отходе татар, великий князь вернулся в Москву, и «возрадовашася и возвеселишася вси люди...» В некоторых источниках отход татар объясняется исключительно их страхом перед силой русских полков. Конечно, этот фактор сыграл свою роль, но были и другие. О том, что Казимир IV не ударил с запада сам и не прислал Ахмату помощь, выше было сказано. Кроме того, хан незадолго до отхода получил донесение, что его столица Сарай-бату подверглась нападению Сибирской орды. И, наконец, Ахмат прекрасно понимал, что зимой на Руси достаточного количества корма для его коней не найдется.
Безусловно, падение новгородской вольницы и освобождение от татаро-монгольского ига - события эпохальные. Но лично для Ивана III они были, скорее, событиями проходными, попутными, случившимися по стечению обстоятельств и без настойчивой инициативы с его стороны. Веди себя новгородцы поскромней, и кто знает, сколько еще лет гудел бы их вечевой колокол. Не соберись Ахмат-хан в поход, и неизвестно, как долго поддерживались бы еще более или менее мирные отношения между Ордой и Москвой даже при условии невыплаты дани. А приоритетом всего более чем 40-летнего правления Ивана III было продолжение линии отца на приведение под свою власть все новых и новых земель. Многие удельные князья сами осознали преимущества единения с Москвой. По отношению к сомневающимся Иван Васильевич не брезговал никакими средствами, и в ход шли обман, деньги, хитрость, военная сила, династические браки. Вслед за Новгородом великий князь последовательно и неумолимо привел под свою руку Пермскую землю, последние независимые волости Ростовского княжества, Ярославское, Рязанское и Тверское княжества, Вятскую землю, Югорскую землю за Уральским хребтом. Литва и Ливонский рыцарский орден вынуждены были уступить Москве Вязьму, Чернигов, Новгород-Северский, Брянск, Путивль, Гомель и большую часть смоленских и витебских земель. Не забывал Иван Васильевич и про владения своих родственников. В 1472 году он приобрел Дмитров, Серпухов и Можайск из удела умершего брата Юрия. Позднее присоединил к своим землям уделы еще двух своих братьев Андреев и двоюродного дяди Михаила Андреевича верейского. Видя такой разворот Ивана III , в Москву зачастили иностранные посольства для налаживания торговых и дипломатических отношений. Русская дипломатия тоже баклуши не била и, не считая прежних традиционных партнеров, наладила отношения более чем с 20 европейскими и азиатскими государствами. За все эти деяния зарубежные и, русские историки XVI века дали Ивану Васильевичу прозвище «Великий».
Несмотря на превращение великого Московского княжества по сути в мощное самостоятельное и независимое монархическое государство, официальный титул Ивана III оставался прежним - великий князь. А это означало всего лишь старшинство в княжеском роду. В начале 70-х годов перестав платить дань Орде, Иван решил, что настало время и для смены титула. В мирном договоре 1474 года с Ливонией Иван Васильевич впервые назвал себя «царем». Западные государства проигнорировали нововведение, хотя титул и встречался в очень ограниченном числе документов европейской дипломатии, имея, скорее всего, чисто конъюнктурный характер. Причина была в том, что во властной структуре царства обязательно должен был присутствовать патриарх церкви. А по воле отца Ивана русская церковь самовольно, без обязательного дозволения четырех восточных патриархов, объявила себя автокефальной. Признать Ивана III царем означало для других государей противопоставить себя всей православной церкви. По этой же причине не нашла поддержки и вторая попытка Ивана Васильевича закрепить за собой титул царя в 1498 году при венчании на великое княжение внука Дмитрия. Настойчивость великого князя объяснялась скорее тщеславием, чем необходимостью, ибо пятью годами раньше в официальной грамоте Литовскому великому князю Иван III уже назвал себя государем, и даже впервые в соответствии с церковной книжной формой: «Иоанн, божиею милостью государь всея Руси и великий князь Владимирский, и Московский, и Новгородский, и Псковский, и Тверской, и Пермский, и Югорский, и Болгарский, и иных». При визите в Москву литовские послы от имени своего правителя выразили негодование по этому поводу, но то были эмоции - и с церковной, и с юридической точек зрения титул был безупречен. В пределах Московского княжества употреблялся и титул «самодержец». Поначалу - чтобы подчеркнуть теперь уже полную независимость от Орды, а позднее - чтобы подчеркнуть верховенство Ивана III над своими соправителями Дмитрием и Василием, которые тоже носили титулы великих князей.
Новые титулы, пышные дворцовые церемонии дополнялись и другими знаками величия и возросшего могущества московского правителя. Иноземных послов он принимал в кремлевской Золотой палате, во многом схожей с приемной палатой императора Юстиниана. Для украшения столицы и царского дворца в основном из Западной Европы стали приглашаться художники, архитекторы, мастера по отделке палат, а заодно рудознатцы, лекари и мастера пушечные. К 1491 году венецианцем Марком Фрязизыным была закончена Грановитая палата для торжественных приемов и собраний - первый каменный дворец в кремле. Узнав от своих послов, что в других странах правители живут в каменных домах, Иван Васильевич повелел строить для себя и женщин великокняжеской семьи - жен, вдов, сестер и дочерей - каменный дворец. Его примеру последовали митрополиты Геронтий и Зосима, несколько бояр. Но на Руси издавна считалось, что жить в деревянных домах полезней для здоровья, и каменные дома получили широкое распространение много позже. Сам Иван тоже предпочел остаться в деревянном дворце, а новый, Теремной, - пять этажей из камня и кирпича - использовался для семейных торжеств и церемоний. К 1493 году итальянский зодчий Пьетро Антонио Солари в основном воплотил в жизнь замысел Ива на III о превращении московского кремля в самую неприступную крепость Европы. Новые крепостные стены общей длиной 2235 м имели высоту от 9 до 19 м и толщину от 3,5 до 6,6 метров. Внутри стен и башен - галереи для передвижения воинов, скрытые источники воды, тайники для сокровищ великокняжеской семьи, под ними - множество тайных ходов и «слухов» для предупреждения подкопов в случае осады. Теперь Кремль с его новыми каменными дворцами не только соответствовал всем признакам резиденции монарха, но и стал символом могущества государства. Сказалось и пристрастие Ивана Васильевича к металлическому делу во всех его видах. В 1482 году один из отливавших пушки для русской армии иноземных мастеров итальянец Дебосис отлил знаменитую Царь-пушку. В середине 90-х годов начались чеканка мелких серебряных монет уже из русского серебра, изготовление золотой и серебряной посуды. С 1497 года в обиход русских государственных дел был официально введен двуглавый орел, на груди которого был изображен всадник, поражающий копьем дракона (змею).
Изменение статуса Ивана Васильевича, не столько официальное сколько фактическое, не могло не сказаться на его характере. Да и немудрено, ибо в руках правителя сосредоточилась такая сила и власть, что мало кто осмеливался не то что спорить с ним, но даже возражать в мелочах. Сердечная черствость и крутой нрав, эпизодически проявлявшиеся у Ивана в юные и зрелые годы, к старости переросли в деспотичность, бессердечие и жестокость. Тюрьмы исправно пополнялись, стали обычным повседневным явлением такие виды наказания, как битье кнутом и позорная торговая казнь, когда провинившегося, независимо от его социального положения, на торговой площади принародно били батогами или секли кнутами. Суд хотя и производился в строгом соответствии с законами, за чем Иван всегда следил особо, но в процессе дознания стали применяться пытки. Современники отмечали, что вельможи и чиновники всех уровней испытывали к государю животный страх, а робкие женщины падали в обморок от одного только его пронзительного взгляда. Во времена долгих званых обедов, когда утомленный государь задремывал прямо за столом, присутствующие старались даже не шевелиться из опасения потревожить его сон. Изменения в характере нашли отражение и в послед нем прозвище Ивана III - Грозный. Свежесть ума Иван Васильевич сохранил до последних дне и жизни, а вот его склонность к экономии на всем стала порой принимать форму гротеска: выдавая иностранным послам баранов на пропитание, великий князь всея Руси требовал возврата их шкур.
О продолжении своей династии на великом княжении Иван Васильевич позаботился, находясь еще в полном здравии и расцвете сил. В 1477 году он официально объявил своим соправителем и наследником престола единственного сына от первого брака Ивана Младого. Через 6 лет женил его на дочери молдавского государя Стефана Великого Елене Волошанке. В 1490 году Иван Младой умер «от ломоты в ногах», оставив вдову и семилетнего сына Дмитрия. Назначать нового соправителя и наследника престола Иван III не стал ни в этом, чего многие ожидали, ни в несколько последующих лет. На все это время кандидатура возможного наследника неизбежно стала темой обсуждения во всех слоях общества. Постепенно княжеский двор разделился на две партии - сторонников внука Ивана III Дмитрия, их было большинство, и Василия, его старшего сына в браке с Софией. Вражда между партиями сводилась лишь к тайным интригам, ибо в принципе стабильность в государстве гарантировалась самим фактом назначения преемника, а не его именем. Сам же Иван Васильевич своими соображениями на эту тему не делился ни с кем. И внук Дмитрий, и сын Василий стояли во главе двух нисходящих и равносильных родовых линий, но в самом строгом смысле прямая старшая родовая линия Дмитрия больше соответствовала установившейся традиции передачи власти.
В 1497 году в окружении Софии и Василия стало известно, что в тайне от них, но в полном согласии с Боярской думой и митрополитом Иван Васильевич решил объявить наследником престола внука Дмитрия и даже более того - провести над ним обряд венчания на великое княжение. Понятно, что воспрепятствовать этому София с Василием не могли, тем более что за венчание высказалась вся Боярская дума, но обсудить ситуацию в своем ближайшем окружении мать и сын, естественно, не преминули. Суждения были самыми разными. Одни предлагали начать тайно приводить к присяге Василию младших бояр и дворцовую челядь, другие - уйти из Москвы, собрать войско, захватить Белоозеро и Вологду, где хранилась часть великокняжеской казны, а над Дмитрием «израду учинить». Дальше разговоров дело, конечно, не шло, ибо все прекрасно понимали, что вступать в серьезный конфликт с государем не только бесполезно, но и опасно. Втайне сохранить дискуссию не удалось, а Ивану Васильевичу донесли о ней как о заговоре. Дело усугубилось тем, что как раз в это время в дворцовых покоях задержали каких-то баб «с зелием», которые якобы несли его Софии. Возможно, «зелие» было обычными целебными травами и несли их вовсе не великой княгине - в детали Иван Васильевич вникать не стал. Баб ночью утопили в Москва-реке, шестерых из ближайшего окружения Василия казнили, других побросали в тюрьмы. К сыну Иван III приставил стражу, и тот находился под негласным надзором, практически в заключении, больше года. Супругу Иван подозревал, вероятно, в злом умысле на жизнь Дмитрия, и с ней «нача жити в брежении».
4 февраля 1498 года Дмитрий-внук в неполных 15 лет