«Половодье
в декабре». Евгений ВОРОБЬЕВ
К исходу 11 декабря
1941 года... войска генерала Рокоссовского, преследуя 5, 10-ю
и 11-ю танковые
дивизии, дивизию "СС и 25-ю пехотную дивизию противника, заняли г.
Истру.
Из сообщения
Совинформбюро
"В
последний час" 12 декабря 1941 г.
1.
После кратковременного и непрочного потепления набрал силу
лютый мороз.
Длинной цепочкой, тающей в тумане, шли бойцы батальона,
которым командовал лейтенант Юсупов. Шагали след в след по узкой тропке,
проложенной через минное поле. По обеим сторонам лежал задымленный снег,
пропахший минным порохом и гарью. Снег в рябых отметинах, проплешины чернеют
там, где поземка еще не успела замести воронки. Саперы установили здесь ночью
вехи - торчали воткнутые дулами в снег трофейные карабины, длинные деревянные
рукоятки от немецких гранат, мины, уже обезвреженные и безопасные, и все это
вперемежку с хвойными ветками.
Не забыть Истры в утро ее освобождения, 11 декабря.
Неужели этот вот городок называли живописным и он привлекал московских
дачников сочным зеленым нарядом, пестрыми дачами? Все взорвано, сожжено
педантичными минерами и факельщиками. Уцелели лишь два кирпичных здания
справа от дороги, а в центре городка остался в живых дом с разбитой крышей и
зеленый дощатый киоск. Сплошное пожарище и каменоломня, все превращено в
прах, обломки, головешки, пепел.
Молоденький сапер с миноискателем подошел к черному
квадрату и тихо сказал:
- Кажется, здесь стоял домик Чехова. Мы приезжали сюда в
мае. Экскурсия.
Больше он ничего не сказал и стал прислушиваться к миноискателю.
Взрыв следовал за взрывом: наши саперы продолжали свое опасное дело.
Пора бы уже показаться на горизонте золоченым куполам
Воскресенского монастыря. Не такой плотный туман, и дым на горизонте опал.
Вот видны стены монастыря. Но где же знакомые купола? Куда они исчезли?
Стало очевидно, что храм Новый Иерусалим обезглавлен,
разрушен.
Наше командование, и в частности комдив-девять
Белобородое, знало, что интенданты эсэсовской дивизии "Рейх"
устроили в храме склад боеприпасов. Наши летчики получили строжайший приказ -
Новый Иерусалим не бомбить, чтобы не повредить этот памятник архитектуры.
Гитлеровцы же, отступая, взорвали драгоценное сооружение, отмеченное гением
безвестных крепостных зодчих, а позже - Казакова и Растрелли.
Лейтенант Юсупов встретил в городке комдива Белобородова,
комиссара дивизии Бронникова и группу штабных командиров. Комдив перед утром
оставил командный пункт в доме лесника, на кромке леса, подступающего с
востока к городу. Комдив вошел в Истру с одной из головных рот, по тропке, которую
проделали саперы из батальона Романова, соседа Юсупова...
2.
Полмесяца назад наблюдательный пункт Белобородова
находился еще далеко от Истры, на западной окраине Дедовска, в помещении
сельского магазина. По соседству высилась давно остывшая труба текстильной
фабрики. На каждый разрыв снаряда дом отзывался дребезжанием уцелевших
стекол.
Рано утром 27 ноября мне посчастливилось привезти в 78-ю
стрелковую дивизию радостную новость: дивизия стала девятой гвардейской, а
полковнику Белобородову присвоено звание генерал-майора.
"Красноармейская правда" еще печаталась, когда я ночью захватил с
собой влажный оттиск первой полосы газеты.
Афанасий Павлантьевич Белобородое, черноволосый,
широкоскулый, плечистый, взял в руки оттиск, остро пахнущий типографской
краской, и медленно перечитывал приказ № 342 Народного Комиссара Обороны.
Бронников читал через плечо комдива.
- Гвардейцы! И Ленин на знамени... Такая честь, -
на лице комдива смешались счастливое волнение и озабоченность. - А мы ночью
снова отошли на новый рубеж.
Прежде всего Белобородое поздравил с гвардейским званием
Николая Гавриловича Докучаева. Ну как же! Командир полка Докучаев стал
гвардейцем второй раз в жизни; он, рядовой Преображенского гвардейского
полка, воевал еще в первую мировую войну.
В то утро командир новорожденной гвардейской дивизии как
бы обрел новый запас сил, новую решимость, почувствовал новую
ответственность. Заряд его энергии передавался всем, кто находился рядом...
В помещение вошел лейтенант в закопченном полушубке. Он
стал в дальнем углу и безмолвно, выжидающе смотрел оттуда на комдива. Наконец
тот сказал сердито:
- Не разрешаю! Можете идти. Занялись бы лучше
более полезным делом!
Лейтенант в полушубке выслушал выговор, повеселел и вышел,
не желая скрывать, что обрадован строгим запретом.
Бронников объяснил мне, что решается судьба Дедовской
прядильно-ткацкой фабрики. Есть строгий приказ сверху. Все подготовлено к
взрыву, фугасы заложены под стены и трубы. Но комдив задержал исполнение
приказа, упрямо не позволяет саперам взорвать фабрику и клянется, что не
ступит назад ни шагу.
Новое донесение с передовой сильно встревожило комдива. Он
наскоро собрался, кивком позвал адъютанта Власова и уехал на передовую.
Бронников вздохнул: комдив не спал уже три ночи.
Фашисты наращивали силу своих ударов, и бои достигли
крайнего напряжения. В Нефедьеве шел бой за каждую избу. Командир полка
Суханов сидел, отрезанный от своих, на колокольне церкви в деревне Козино и
корректировал огонь, вызванный им на себя.
- Понимаете, браточки? - устало, но твердо сказал комдив,
стоя в окопе на околице деревни Нефедьево, наполовину захваченной
противником. - Ну некуда нам отступать. Нет такой земли, куда мы можем
отойти, чтобы нам' не стыдно было смотреть в глаза русским людям...
Дивизия еще ни разу не отступила без приказа, а отступая,
не потеряла ни одного орудия.
В минуты, когда силы-людей бывали напряжены до предела и
положение становилось критическим, Белоборо-дов не уходил с передовой. Он
умеет подбодрить бойцов сердечным словом. Он может отдать боевой приказ тоном
отеческого совета, не по-уставному назвать Иваном Мика-норовичем капитана
Романова, и от этого приказ ничуть не теряет в своей категоричности и
суровости. Он может сперва расцеловать геройского разведчика Нипоридзе, а
затем чинно объявить ему благодарность и сообщить, что тот представлен к
награде.
Вот и под Нефедьевом присутствие комдива вселило в бойцов
уверенность, влило новые силы, воодушевило. Наступила минута, когда батальон
Романова с кличем "Вперед, гвардейцы!" рванулся в атаку. От избы к
избе покатился вал рукопашной схватки.
Утром 3 декабря Нефедьево снова полностью перешло в наши
руки, были вызволены с колокольни командир полка Суханов, его адъютант и
радист...
3.
И вот фронтовая дорога вновь привела меня в дивизию в дни
наступления.
Генерал Белобородое был по-прежнему в форме полковника -
четыре шпалы в петлицах. Он так и не нашел времени, чтобы съездить куда-то в
армейские тылы на примерку, облачиться в генеральскую форму.
Девятая гвардейская дивизия перешла в наступление в ночь
на 8 декабря. Мороз достигал 26 - 28 градусов, накануне прошли обильные
снегопады, метели. Все это было весьма кстати, потому что фашистские танки и цуг-машины
уже не могли двигаться напрямик по полям, как в середине ноября, когда снег в
округе покрывал промерзшую землю таким тонким слоем, что темнели оголенные
холмы и взгорки. Сугробы и крепкие морозь! дальневосточникам на руку. Но в то
же время снегопады и морозь! несли с собой и для наших бойцов лишения и
тяготы. Это могли бы подтвердить все те, кто под огнем, проваливаясь по пояс
в снег, отбивал деревню Рождествено.
С начала наступления Белобородое и все командиры, в том
числе командир полка Докучаев, богатырского роста, самый пожилой в дивизии,
выглядели помолодевшими; все заново учились улыбаться, шутить.
Белобородов кричал в трубку телефона, прижимая ладонь к
уху, чтобы не заглушала канонада, и поднимая при этом правую руку так, словно
требовал, чтобы воюющие прекратили шум и грохот, - что за безобразие, в самом
деле, не дают поговорить человеку?
- Что? Не слышишь? - комдив раскатисто засмеялся и
подмигнул Бронникову, стоявшему рядом. - Когда тебя хвалю, всегда слышишь
отлично. А когда ругаю, сразу глохнешь. Город пора брать, говорю. Что же тут
непонятного? Не теряя времени, возьми город. Теперь понятно?..
На проводе был командир 258-го полка Суханов, а речь шла о
наступлении на Истру.
После того как фашистов выбили из городка, они пытались
остановить наступательный порыв наших бойцов и закрепились за рекой. Западный
берег господствовал над местностью. Там, на холмах, поросших густым ельником,
прятались вражеские наблюдатели, там скрывались их минометы, пушки, пулеметы.
А перед лесистыми холмами простиралось открытое снежное поле.
Русло реки было сковано льдом. Вчерашние воронки уже затянуло
тонким молодым ледком, а от сегодняшних шел пар.
Донесся зловещий гул, и поверх льда пошла вода. Она
затопила воронки, свежие и старые. Бурное декабрьское половодье леденило все
- и кровь в жилах тоже. Это выше по течению противник взорвал плотину Истринского
водохранилища.
В те минуты кто-то помянул недобрым словом минеров,
которые не успели взорвать плотину полмесяца назад, когда фашисты теснили
дивизию на восток. Вражеские танки прошли тогда по целехонькой дамбе и
устремились вдоль восточного берега реки к югу, к городу Истре, подавляя
очаги сопротивления укрепленного района, угрожая дивизии окружением. Батальон
из полка Коновалова еще бился на западном берегу. Командарм отдал
Белобородову приказ отойти, но связной с этим приказом был убит. Дивизия в пслуокружении,
с оголенными флангами, удерживала Истру, пока батальон не отошел через реку.
Но тогда был ледостав, а сейчас при двадцатипятиградусном
морозе белели гребешки волн - то ли пена это, то ли пороша, подмытая и
унесенная водой.
Вода быстро прибывала, а шла зимняя река с таким напором,
словно течение накапливало силу все долгие годы своего заточения за плотиной.
Облако пара, послушное всем поворотам реки, ее излучинам, подымалось над
течением, пар смешивался с дымом. Каждый разрыв мины, снаряда рождал свою
маленькую снежную метель. Не успеет снег опасть, и вот уже новый разрыв
взметает черный снег, пропахший порохом и горелой землей.
Ни одной, даже утлой лодки, ни одного понтона не подтащили
к заснеженному берегу вечером, ночью и на следующее утро. Можно ли поставить
это в вину саперам дивизии? Кто мог вообразить, что в берегах, окованных
льдом, неожиданно возникнет водная преграда?
Вода стала затапливать подходившие к реке овражки,
лощинки, а эти низинные места, хотя и намело туда много снега, были самыми
удобными, скрытыми подходами к реке. Бойцы, спасаясь от зловредного, опасного
наводнения, поневоле подымались на высотки, карабкались на оледеневшие
взгорки и бугры (по дальневосточной привычке называли их сопками), им вода не
угрожала. Но сухие сопки, увы, просматривались и простреливались противником.
Лишь за монастырской стеной, высотой в четыре сажени, было безопасно. Но ведь
не отсиживаться нужно было, а наступать!
Бойцы из роты Кочергина пытались перейти вброд - куда там!
Дно реки превратилось в ледяной каток, и каждая свежая воронка, выдолбленная
снарядом во льду и залитая теперь водой, стала невидимой и смертельной
западней.
А немногие бойцы, которые форсировали Истру, не смогли
удержаться на том берегу, их отбросили назад.
Тогда комдив поставил эту боевую задачу перед "романовцами",
так в дивизии называли бойцов первого батальона 258-го стрелкового полка,
батальоном командовал Иван Никанорович Романов.
Ночь напролет комдив просидел над картой, у полевого
телефона. Он координировал действия артиллеристов, саперов и всех, кто
обеспечивал операцию. В этой операции была та обдуманная дерзость, тот
расчетливый азарт, какие в высшей степени свойственны старому комдиву и
молодому генералу Белобородову.
Он ждал и никак не мог дождаться условной ракеты с того
берега. Не было еще в его фронтовой жизни сигнала, которого он ждал бы с
такой тревогой и с таким скрытым возбуждением. Тревога всегда больше, когда
комдив сам не испытывает тех опасностей и невзгод, каким подвержены его бойцы
и командиры.
Переправлялись кто как приспособился, на подручных
средствах. Связисты догадались притащить половинки ворот и связать их
проводом. Пулеметный расчет со своим "максимом" забрался на плотик
из трех телеграфных столбов, скрепленных обмотками, обрывками проволоки. А
самые отчаянные переправлялись вброд-вплавь, держась за плащ-палатки, туго
набитые сухим сеном, за пустые бочки, за доски, за колеса, за снарядные
ящики.
Нелегко дались дальневосточникам эти двести пятьдесят
метров пути через оледеневшее русло реки и оледеневший берег. Тем больше
обрадовали ракеты - белая и красная - с того берега, тем больше обрадовало
первое благоприятное донесение, полученное от Романова!
- Держитесь, браточки, держитесь, земляки! Аи да Иван Никанорович,
геройская твоя душа!.. - сказал Белобородое так, словно Романов мог услышать
его с того берега.
Все раннее утро 12 декабря комдив и комиссар не уходили с
берега. Белобородое вникал во все мелочи, связанные с организацией переправы.
Под его присмотром саперы сколачивали первый плот из спиленных телеграфных
столбов. Бревенчатый настил залили водой, лед накрепко схватил связанные
бревна - на скользкий настил легче вкатить пушку. А как нужны были на том
берегу пушки для стрельбы прямой наводкой!
Боец с забинтованной головой, подталкиваемый более робкими
товарищами, подошел к комдиву:
- Разрешите, товарищ генерал, обратиться по
причине сильного обстрела. Дальневосточники за вас беспокоятся. Чересчур
опасно. Приглашаем к нам в землянку...
По-видимому, землянка эта, вырытая в крутости прибрежного
холма, уцелела с осени, ее отрыли и оборудовали пулеметчики укрепленного
района, которые так неудачно оборонялись здесь.
Первую полковую пушку уже удалось переправить на тот
берег, дела шли на поправку, и настроение у комдива соответственно поднялось.
Боец, сидевший на корточках при входе в землянку, перечитывал письмо.
Выяснилось, что письмо от невесты; комдив подшучивал, неназойливо
расспрашивал бойца о его мирном житье-бытье. Но настроение комдива
испортилось, когда он узнал, что бойцы сидят без хлеба, что кормили их только
холодной картошкой.
Бронников давно служит, дружит с Белобородовым и не помнит
случая, чтобы комдив потерял самообладание даже в самые критические минуты.
Но когда комдив узнал о нерасторопности (трусости?) кого-то, кто оставил
бойцов без хлеба, он был вне себя.
Был, правда, случай в 258-м полку, когда бойцы двое суток
не получали горячей пищи. Но тогда снарядом разбило походную кухню, тогда
бойцы дрались в полуокружении, а сейчас...
- Ненавижу... - Белобородое даже побледнел от негодования.
- Натощак воюют герои. А кто-то дрыхнет или прячется. Смотреть ни на кого не хочу
и слушать ничего не буду!
Комдив вышел из землянки, не дослушав объяснений
прибежавшего туда батальонного штабиста. Кто-то оказался недостойным звания
гвардейца, а Белобородое -слишком горячий патриот своей дивизии, чтобы с этим
примириться.
Позже комдив вновь стоял на берегу Истры, к нему подошел
начальник штаба полка и доложи i, что хлеб в батальон доставлен. А кроме
того, прибыли старшины, повара и притащили термосы и бидоны. В термосах щи с мясом,
в одном бидоне сладкий чай, а в другом - продукт номер шестьдесят один; в
переводе с интендантского языка на русский этот продукт именуется водкой.
Комдив наблюдал за переправой, стоя у подножия
заснеженного кургана, близ монастыря. Когда-то здесь произошло сражение войск
молодого Петра с взбунтовавшимися стрельцами. Мы помним об этой кровавой
странице русской истории прежде всего благодаря картине Сурикова "Утро
стрелецкой казни". Но в то декабрьское утро никому в голову не
приходило, что дивизия форсирует Истру в столь историческом месте.
Начальник дивизионной разведки Тычинин вручил комдиву
захваченный его разведчиками и уже переведенный приказ командира дивизии СС
"Рейх" Биттриха от 2 декабря. Фашистский генерал исчислил в часах и
минутах темп наступления на Москву. Но Белобородое вместе со своими
дальневосточниками властно перечеркнул все это аккуратное расписание.
Пушки, переправленные на западный берег, помогли Романову
закрепиться. Саперы старшего лейтенанта Трушни-кова воспользовались тем, что
напор воды ослабел. Они пустили в дело сваи разрушенного моста, навели
переправу, и теперь уже на подмогу батальону Романова торопились новые роты.
По шатким мосткам прогромыхали орудийные передки, груженные снарядами, и
санитарные повозки, которые тоже ехали не порожняком, а везли ящики с
патронами. На радостях Белобородое называл сапера Трушникова не иначе как
Толей.
Я воспользовался минутным затишьем и спросил у Михаила
Васильевича Бронникова о судьбе прядильно-ткацкой фабрики, которая давно была
подготовлена к взрыву и начинена минами.
Оказывается, на днях на командный пункт к Белоборо-дову
пришли из Дедовска рабочие. Они поблагодарили комдива за спасение фабрики.
Уже возобновили работу! Сотканы первые метры ткани, из нее шьют
обмундирование для бойцов, телогрейки, стеганые брюки, а также вещевые мешки.
Спросил я и про марш "Девятая гвардейская".
Бронников сказал, что музыку пишет композитор Дунаевский. А на западном
берегу Истры в те минуты звучала совсем другая музыка. Бойцы не маршировали,
а ползли там по-пластунски, перебегали от укрытия к укрытию под аккомпанемент
боя.
Комдив подбадривал тех, кто принял ледяную ванну, и бойцы
по его приказу переобувались, наматывали сухие портянки, сушили валенки,
наскоро обсыхали у догорающих домов. Роль костра играл и немецкий танк в низинке,
близ берега. В такой мороз надобно согреться также изнутри, и старшины по
приказу комдива выдавали всем невольным купальщикам двойную порцию водки.
Кроме бойцов в обледеневшей одежде, которым комдив
приказал греться-сушиться, все остальные торопились на запад, подгоняемые
ветром наступления. И только мне предстоял путь назад, в штаб армии. Там
помогли связаться по телефону с Москвой, и мне выпала печальная обязанность
первому сообщить в "Комсомольскую правду" о судьбе Истры и Нового
Иерусалима...
12 декабря 1941 года. | 
