Предсмертные письма борцов с фашизмом
ГОВОРЯТ ПОГИБШИЕ ГЕРОИ
Пускай ты умер!..
Но в песне смелых и сильных духом
всегда ты будешь живым примером,
призывом гордым к свободе, к свету!
Максим ГОРЬКИЙ
ПИСЬМО 15-ЛЕТНЕЙ ДЕВОЧКИ СУСАНИНОЙ
С ФАШИСТСКОЙ КАТОРГИ
12 марта 1943 г.
Март, 12, Лиозно, 1943
год.
Дорогой, добрый
папенька!
Пишу я тебе письмо из
немецкой неволи. Когда ты, папенька, будешь читать это письмо, меня в живых
не будет. И моя просьба к тебе, отец: покарай немецких кровопийц. Это
завещание твоей умирающей дочери.
Несколько слов о матери.
Когда вернешься, маму не ищи. Ее расстреляли немцы. Когда допытывались о
тебе, офицер бил ее плеткой по лицу. Мама не стерпела и гордо сказала, вот ее
последние слова: «Вы, не запугаете меня битьем. Я уверена, что муж вернется
назад и вышвырнет вас, подлых захватчиков, отсюда вон». И офицер выстрелил
маме в рот...
Папенька, мне сегодня
исполнилось 15 лет, и если бы сейчас ты встретил меня, то не узнал бы свою
дочь. Я стала очень худенькая, мои глаза ввалились, косички мне остригли
наголо, руки высохли, похожи на грабли. Когда я кашляю, изо рта идет кровь —
у меня отбили легкие.
А помнишь, папа, два
года тому назад, когда мне исполнилось 13 лет? Какие хорошие были мои
именины! Ты мне, папа, тогда сказал: «Расти, доченька, на радость большой!»
Играл патефон, подруги поздравляли меня с днем рождения, и мы пели нашу
любимую пионерскую песню.
А теперь, папа, как
взгляну на себя в зеркало — платье рваное, в лоскутках, номер на шее, как у
преступницы, сама худая, как скелет,— и соленые слезы текут из глаз. Что
толку, что мне исполнилось 15 лет. Я никому не нужна. Здесь многие люди
никому не нужны. Бродят голодные, затравленные овчарками. Каждый день их
уводят и убивают.
Да, папа, и я рабыня
немецкого барона, работаю у немца Шарлэна прачкой, стираю белье, мою полы.
Работаю очень много, а кушаю два раза в день в корыте с «Розой» и «Кларой» —
так зовут хозяйских свиней. Так приказал барон. «Русс была и будет свинья»,—
сказал он. Я очень боюсь «Клары». Это большая и жадная свинья. Она мне один
раз чуть не откусила палец, когда я из корыта доставала картошку.
Живу я в дровяном сарае:
в комнату мне входить нельзя. Один раз горничная полька Юзефа дала мне
кусочек хлеба, а хозяйка увидела и долго била Юзефу плеткой по голове и
спине.
Два раза я убегала от
хозяев, но меня находил ихний дворник. Тогда сам барон срывал с меня платье и
бил ногами. Я теряла сознание. Потом на меня выливали ведро воды и бросали в
подвал.
Сегодня я узнала
новость: Юзефа сказала, что господа уезжают в Германию с большой партией
невольников и невольниц с Витебщины. Теперь они берут и меня с собою. Нет, я
не поеду в эту трижды всеми проклятую Германию! Я решила лучше умереть на
родной сторонушке, чем быть втоптанной в проклятую немецкую землю. Только
смерть спасет меня от жестокого битья.
Не хочу больше мучиться
рабыней у проклятых, жестоких немцев, не давших мне жить!..
Завещаю, папа: отомсти
за маму и за меня. Прощай, добрый папенька, ухожу умирать.
Твоя дочь Катя Сусанина.
Мое сердце верит: письмо
дойдет
Вскоре после освобождения белорусского города Лиозно в
1944 году при разборе кирпичной кладки разрушенной печи в одном из домов был
найден маленький желтый конверт, прошитый нитками. В нем оказалось письмо белорусской
девочки Кати Сусаниной, отданной в рабство гитлеровскому помещику. Доведенная
до отчаяния, в день своего 15-летия она решила покончить жизнь самоубийством.
Перед смертью написала последнее письмо отцу. На конверте стоял адрес:
«Действующая армия. Полевая почта №... Сусанину Петру». На другой стороне
карандашом написаны слова: «Дорогие дяденька или тетенька, кто найдет это
спрятанное от немцев письмо, умоляю вас, опустите сразу в почтовый ящик. Мой
труп уже будет висеть на веревке». Номер полевой почты, написанный на
конверте, устарел, и письмо не могло попасть адресату, но оно дошло до сердца
советских людей. Опубликовано в «Комсомольской правде» 27 мая 1944 года. |