решились возвратиться в отечество сухим путем. Главный Воевода Ярославов,

Вышата, предвидя неминуемую для них опасность, хотел великодушно разделить

оную и сошел на берег, сказав Князю: "Иду с ними; буду ли жив, или умру, но

не покину достойных воинов". Между тем Император праздновал бурю как победу

и возвратился в столицу, отправив вслед за Россиянами флот и два Легиона. 24

Галеры Греческие обогнали Владимира и стали в заливе: Князь пошел на них.

Греки, будучи со всех сторон окружены неприятельскими лодками, сцепились с

ними и вступили в отчаянный бой. Россияне победили, взяв или истребив суда

Греческие. Адмирал Мономахов был убит, и Владимир пришел в Киев со

множеством пленных... Великодушный, но несчастный Вышата сразился в

Болгарии, у города Варны, с сильным Греческим войском: большая часть его

дружины легла на месте. В Константинополь привели 800 окованных Россиян и

самого Вышату; Император велел их ослепить!

Сия война предков наших с Грециею была последнею. С того времени

Константинополь не видал уже их страшных флотов в Воспоре: ибо Россия,

терзаемая междоусобием, скоро утратила свое величие и силу. Иначе могло бы

исполниться древнее предсказание, неизвестно кем написанное в Х или XI веке

под истуканом Беллерофона (который стоял на Таврской площади в Цареграде),

что "Россияне должны овладеть столицею Империи Восточной": столь имя их

ужасало Греков! - Чрез три года Великий Князь заключил мир с Империею, и

пленники Российские, бесчеловечно лишенные зрения, возвратились в Киев.

Около сего времени Ярослав вошел в свойство со многими знаменитыми

Государями Европы. В Польше царствовал тогда Казимир, внук Болеслава

Храброго: изгнанный в детстве из отечества вместе с материю, он удалился

(как рассказывают Историки Польские) во Францию и, не имея надежды быть

Королем, сделался Монахом. Наконец Вельможи Польские, видя мятеж в

Государстве, прибегнули к его великодушию: освобожденный Папою от уз

духовного обета, Казимир возвратился из кельи в чертоги Царские. Желая

пользоваться дружбою могущественного Ярослава, он женился на сестре его,

дочери Св. Владимира. Польские Историки говорят, что брачное торжество

совершилось в Кракове; что добродетельная и любезная Мария, названная

Доброгневою, приняла Веру Латинскую и что Король их взял за супругою великое

богатство, множество серебряных и золотых сосудов, также драгоценных конских

и других украшений. Собственный Летописец наш сказывает, что Казимир дал

Ярославу за вено - то есть за невесту свою - 800 человек: вероятно, Россиян,

плененных в 1018 году Болеславом. Сей союз, одобренный здравою Политикою

обоих Государств, утвердил за Россиею города Червенские; а Ярослав, как

искренный друг своего зятя, помог ему смирить мятежника смелого и хитрого,

именем Моислава, который овладел Мазовиею и хотел быть Государем

независимым. Великий Князь, разбив его многочисленное войско, покорил сию

область Казимиру.

Нестор совсем не упоминает о дочерях Ярославовых; но достоверные

Летописцы чужестранные именуют трех: Елисавету, Анну и Анастасию, или

Агмунду. Первая была супругою Гаральда, Принца Норвежского. В юности своей

выехав из отечества, он служил Князю Ярославу; влюбился в прекрасную дочь

его, Елисавету, и, желая быть достойным ее руки, искал великого имени в

свете. Гаральд отправился в Константинополь; вступил в службу Императора

Восточного; в Африке, в Сицилии побеждал неверных; ездил в Иерусалим для

поклонения Святым Местам и чрез несколько лет, с богатством и славою

возвратясь в Россию, женился на Елисавете, которая одна занимала его сердце

и воображение среди всех блестящих подвигов геройства. Наконец он сделался

Королем Норвежским.

Вторая княжна, Анна, сочеталась браком с Генриком I, Королем

Французским. Папа объявил кровосмешением супружество отца его и гнал Роберта

как беззаконника за то, что он женился на родственнице в четвертом колене.

Генрик, будучи свойственником Государей соседственных, боялся такой же

участи и в стране отдаленной искал себе знаменитой невесты. Франция, еще

бедная и слабая, могла гордиться союзом с Россиею, возвеличенною

завоеваниями Олега и Великих его преемников. В 1048 году - по известию

древней рукописи, найденной в С. Омерской церкви - Король отправил Послом к

Ярославу Епископа Шалонского, Рогера: Анна приехала с ним в Париж и

соединила кровь Рюрикову с кровию Государей Французских. - По кончине

Генрика I, в 1060 году, Анна, славная благочестием, удалилась в монастырь

Санлизский; но чрез два года, вопреки желанию сына, вступила в новое

супружество с Графом де-Крепи. Один Французский Летописец говорит, что она,

потеряв второго, любезного ей супруга, возвратилась в Россию:

но сие обстоятельство кажется сомнительным. Сын ее, Филипп, царствовал

во Франции, имея столь великое уважение к матери, что на всех бумагах

государственных Анна вместе с ним подписывала имя свое до самого 1075 года.

Честолюбие, узы семейственные, привычка и Вера Католическая, ею

принятая, удерживали сию Королеву во Франции.

Третья дочь Ярославова, Анастасия, вышла за Короля Венгерского, Андрея

I.

Вероятно, что сей брачный союз служил поводом для некоторых Россиян

переселиться в Венгрию, где в разных Графствах, на левой стороне Дуная,

живет доныне многочисленное их потомство, утратив чистую Веру отцев своих.

Ссылаясь на Летописцев Норвежских, Торфей называет Владимира, старшего

Ярославова сына, супругом Гиды, дочери Английского Короля Гаральда,

побежденного Вильгельмом Завоевателем. Саксон Грамматик, древнейший Историк

Датский, также повествует, что дети несчастного Гаральда, убитого в

Гастингском сражении, искали убежища при дворе Свенона II, Короля Датского,

и что Свенон выдал потом дочь Гаральдову за Российского Князя, именем

Владимира; но сей Князь не мог быть Ярославич. Гаральд убит в 1066 году, а

Владимир, сын Ярославов, скончался в 1052 (построив в Новегороде церковь Св.

Софии, которая еще не разрушена временем и где погребено его тело).

Кроме Владимира, Ярослав имел пятерых сыновей: Изяслава, Святослава,

Всеволода, Вячеслава, Игоря. Первый женился на сестре Казимира Польского,

несмотря на то, что его родная тетка была за сим Королем; а Всеволод, по

сказанию Нестора, на Греческой Царевне. Новейшие Летописцы называют

Константина Мономаха тестем Всеволода; но Константин не имел детей от Зои.

Мы не знаем даже, по Византийским летописям, ни одной Греческой Царевны сего

времени, кроме Евдокии и Феодоры, умерших в девстве. Разве положим, что

Мономах, еще не быв Императором, прижил супругу Всеволодову с первою,

неизвестною нам женою? - О супружестве других сыновей Ярославовых не можем

сказать ничего верного. Историки Немецкие пишут, что дочь Леопольда, Графа

Штадского, именем Ода, и Кунигунда, Орламиндская Графиня, вышли около

половины XI века за Князей Российских, но, скоро овдовев, возвратились в

Германию и сочетались браком с Немецкими Принцами. Вероятно, что Ода была

супругою Вячеслава, а Кунигунда Игоревою: сии меньшие сыновья Ярославовы

скончались в юношестве, и первая от Российского Князя имела одного сына,

воспитанного ею в Саксонии: думаю, Бориса Вячеславича, о коем Нестор говорит

только с 1077 года и который мог до того времени жить в Германии.

Летописцы Немецкие прибавляют, что мать его, выезжая из нашего

отечества, зарыла в землю сокровище, найденное им по возвращении в Россию.

Великий Князь провел остаток жизни своей в тишине и в Христианском

благочестии.

Но сия усердная набожность не препятствовала ему думать о пользе

государственной и в самых церковных делах. Греки, сообщив нам Веру и

присылая главных духовных Пастырей, надеялись, может быть, чрез них

присвоить себе и некоторую мирскую власть над Россиею: Ярослав не хотел того

и еще в первый год своего Единодержавия, будучи в Новегороде, сам избрал в

начальники для сей Епархии Луку Жидяту; а в 1051 году, собрав в Киеве

Епископов, велел им поставить Митрополитом Илариона Россиянина, без всякого

участия со стороны Константинопольского Патриарха... Иларион, муж ученый и

добродетельный был Иереем в селе Берестове при церкви Святых Апостолов:

Великий Князь узнал его достоинства, имея там загородный дворец и любя,

подобно Владимиру, сие веселое место.

Наконец, чувствуя приближение смерти, Ярослав созвал детей своих и

хотел благоразумным наставлением предупредить всякую распрю между ими.

"Скоро не будет меня на свете, - говорил он, - вы, дети одного отца и

матери, должны не только называться братьями, но и сердечно любить друг

друга. Знайте, что междоусобие, бедственное лично для вас, погубит славу и

величие Государства, основанного счастливыми трудами наших отцев и дедов.

Мир и согласие ваше утвердят его могущество. Изяслав, старший брат, заступит

мое место и сядет на престоле Киевском: повинуйтесь ему, как вы отцу

повиновались. Святославу даю Чернигов, Всеволоду Переяславль, Вячеславу

Смоленск: каждый да будет доволен своею частию, или старший брат да судит

вас как Государь! Он защитит утесненного и накажет виновного". Слова

достопамятные, мудрые и бесполезные! Ярослав думал, что дети могут быть

рассудительнее отцев, и к несчастию ошибся.

Невзирая на старость и болезнь, он все еще занимался государственными

делами: поехал в Вышегород и там скончался [19 февраля 1054 г.], имея от

роду более семидесяти лет (супруга его умерла еще в 1050 году). Из детей был

с ним один Всеволод, которого он любил нежнее всех других и никогда не

отпускал от себя.

Горестный сын, народ и Священники в служебных ризах шли за телом из

Вышегорода до Киева, где оно, заключенное в мраморную раку, было погребено в

Софийской церкви. Сей памятник, украшенный резными изображениями птиц и

дерев, уцелел до наших времен.

Ярослав заслужил в летописях имя Государя мудрого; не приобрел оружием

новых земель, но возвратил утраченное Россиею в бедствиях междоусобия; не

всегда побеждал, но всегда оказывал мужество; успокоил отечество и любил

народ свой.

Следуя в правлении благодетельным намерениям Владимира, он хотел

загладить вину ослушного сына и примириться с тению огорченного им отца.

Внешняя политика Ярославова была достойна Монарха сильного: он привел

Константинополь в ужас за то, что оскорбленные Россияне требовали и не нашли

там правосудия; но, отмстив Польше и взяв свое, великодушною помощию

утвердил ее целость и благоденствие.

Ярослав наказал мятежных Новогородцев за убиение Варягов так, как

Государи не должны наказывать: вероломным обманом; но, признательный к их

усердию, дал им многие выгоды и права. Князья Новогородские следующих веков

должны были клясться гражданам в точном соблюдении его льготных грамот, к

сожалению, истребленных временем. Знаем только, что сей народ, ссылаясь на

оные, почитал себя вольным в избрании собственных Властителей. Память

Ярославова была в течение веков любезна жителям Новагорода, и место, где

обыкновенно сходился народ для совета, в самые позднейшие времена

именовалось Двором Ярослава.

Сей князь заточил брата, обнесенного клеветниками; но доказал свое

добродушие, простив мятежного племянника и забыв, для счастия России,

прежнюю вражду Князя Тмутороканского.

Ярослав был набожен до суеверия: он вырыл кости Владимировых братьев,

умерших в язычестве - Олеговы и Ярополковы, - крестил их и положил в

Киевской церкви Св. Богородицы. Ревность его к Христианству соединялась, как

мы видели, с любовию к просвещению. Летописцы средних веков говорят, что сей

Великий Князь завел в Новегороде первое народное училище, где 300 отроков,

дети Пресвитеров и Старейшин, приобретали сведения, нужные для Священного

сана и гражданских чиновников. Загладив следы Болеславовых опустошений в

южной России, населив пленниками область Киевскую и будучи, подобно Олегу и

Владимиру, основателем многих городов новых, он хотел, чтобы столица его, им

обновленная, распространенная, могла справедливо называться вторым

Царемградом. Ярослав любил Искусства: художники Греческие, им призванные в

Россию, украсили храмы живописью и мусиею, доныне видимою в Киевской

Софийской церкви. Сия мусия, составленная из четвероугольных камешков,

изображает на златом поле лица и одежду Святых по рисунку весьма

несовершенному, но с удивительною свежестию красок: работа более трудная,

нежели изящная, однако ж любопытная для знатоков Искусства. - Благоприятный

случай сохранил также для нас серебряную монету княжения Ярославова, на коей

представлен воин с Греческою надписью: ?????, и с Русскою: Ярославле сребро:

доказательство, что древняя Россия не только пользовалась чужестранными

драгоценными монетами, но имела и собственные. - Стараясь о благолепии

храмов, приятном для глаз, Великий Князь желал, чтобы и слух молящихся

находил там удовольствие: пишут, что около половины XI столетия выехали к

нам певцы Греческие, научившие Российских церковников согласному

Демественному пению.

Двор Ярославов, окруженный блеском величия, служил убежищем для

Государей и Князей несчастных. Еще прежде Гаральда, супруга Елисаветина,

Олоф Святый, Король Норвежский, лишенный трона, требовал защиты Российского

Монарха. Ярослав принял его с особенным дружелюбием и хотел дать ему в

управление знаменитую область в Государстве своем; но сей Король,

обольщенный сновидением и надеждою победить Канута, завоевателя Норвегии,

выехал из России, оставив в ней юного сына своего, Магнуса, который после

царствовал в Скандинавии. Дети мужественного Короля Английского, Эдмунда,

изгнанные Канутом, Эдвин и Эдвард, также Принц Венгерский, Андрей (не быв

еще зятем Ярославовым), вместе с братом своим Левентою искали безопасности в

нашем отечестве. - Ярослав с таким же великодушием принял Князя Варяжского

Симона, который, будучи изгнан дядею, Якуном Слепым, со многими единоземцами

вступил в Российскую службу и сделался первым Вельможею юного Всеволода.

Мы сказали, что Ярослав не принадлежит к числу завоевателей; однако ж

вероятно, что в его княжение область Новогородская распространилась на

Восток и Север.

Жители Перми, окрестностей Печорских, Югра, были уже в XI веке

данниками Новогородскими (Нестор знал и диких Самоедов, которые обитали к

Северу от Югры): завоевание столь отдаленное не могло вдруг совершиться, и

Россиянам надлежало прежде овладеть всеми ближайшими местами Архангельской и

Вологодской Губернии, древним отечеством народов Чудских, славным в Северных

летописях под именем Биармии. Там, на берегах Двины, в начале XI века, по

сказанию Исландцев, был торговый город, где съезжались летом купцы

Скандинавские и где Норвежцы, отправленные в Биармию Св. Олофом, Ярославовым

современником, ограбили кладбище и похитили украшение Финского идола Йомалы.

Баснословие их Стихотворцев о чудесном великолепии сего храма и богатстве

жителей не входит в Историю; но жители Биармии могли некоторыми

произведениями земли своей, солью, железом, мехами торговать с Норвежцами,

открывшими в IX веке путь к устью Двины, и даже с Камскими Болгарами,

посредством рек судоходных. Занимаясь рыбною и звериною ловлею, огражденные

с одной стороны морями хладными, а с другой лесами дремучими, они спокойно

наслаждались независимостию, до самого того времени, как смелые и

предприимчивые Новогородцы сблизились с ними чрез область Белозерскую и

покорили их, в княжение Владимира или Ярослава. Сия земля, от Белаозера до

реки Печоры, была названа Заволочьем и мало-помалу населена выходцами

Новогородскими, которые принесли туда с собою и Веру Христианскую (по

достоверным историческим свидетельствам нам известно, что в XII веке уже

существовали монастыри на берегах Двины). Скоро отдаленный хребет гор

Уральских, идущий от Новой Земли к Югу и бывший несколько времени предметом

баснословия в нашем отечестве, сделался как бы границею России, и

Новогородцы нашли способ получать естественные, драгоценные произведения

Сибири чрез своих Югорских данников, которые выменивали оные у тамошних

обитателей на железные орудия и другие дешевые вещи.

Наконец блестящее и счастливое правление Ярослава оставило в России

памятник, достойный великого Монарха. Сему Князю приписывают древнейшее

собрание наших гражданских уставов, известное под именем Русской Правды. Еще

в Олегово время Россияне имели законы; но Ярослав, может быть, отменил

некоторые, исправил другие и первый издал законы письменные на языке

Славянском. Они, конечно, были государственными или общими, хотя древние

списки их сохранились единственно в Новегороде и заключают в себе некоторые

особенные или местные учреждения. Сей остаток древности, подобный двенадцати

доскам Рима, есть верное зерцало тогдашнего гражданского состояния России и

драгоценен для Истории: предлагаем его здесь в извлечении.