надменному Григорию причислить сию Державу ко мнимым владениям Св. Петра,

зависящим от мнимого Апостольского Наместника!.. В письме к Болеславу

говорит Папа: "Беззаконно присвоив себе казну Государя Российского, ты

нарушил добродетель Христианскую. Молю и заклинаю тебя именем Божиим отдать

ему все взятое тобою или твоими людьми: ибо хищники не внидут в Царствие

Небесное, ежели не возвратят похищенного".

Заступление гордого Папы едва ли имело какое-нибудь действие, и в

следующем [1076] году юные Князья Российские, Владимир Мономах и Олег -

первый Всеволодов, а вторый Святославов сын, - заключив союз с Поляками,

ходили с войском в Силезию помогать Болеславу против Герцога Богемского. Но

скоро обстоятельства, к счастию Изяславову, переменились. Главный враг его,

Святослав, умер от разрезания какой-то затверделости, или опухоли. Тогда

изгнанник ободрился: собрал несколько тысяч Поляков и вступил в Россию.

Добродушный Всеволод встретил его в Волынии и, вместо битвы, предложил ему

мир. Братья клялися, забыв прошедшее, умереть друзьями, и старший въехал в

Киев Государем, уступив меньшему Княжение Черниговское, а сыну его,

Владимиру, Смоленск.

Опасаясь честолюбия беспокойных племянников и замыслов давнишнего врага

своего, Всеслава, они хотели удалить первых от всякого участия в правлении и

вторично изгнать последнего. Роман Святославич княжил в Воспорской области:

сын Вячеславов, Борис в самое то время, когда Изяслав и Всеволод заключали

мир на границе, овладел Черниговым; но предвидя, что дяди не оставят его в

покое и накажут как хищника, чрез несколько дней ушел в Тмуторокань к

Роману. Князь Новогородский, Глеб, юноша прекрасный и добродушный, к общему

сожалению погиб тогда в отдаленном Заволочье: Изяслав отдал его Княжение

Святополку, а другому сыну своему, Ярополку, Вышегород. Олег Святославич

господствовал в области Владимирской: он должен был, по воле дядей своих,

выехать оттуда и жить праздно в Чернигове. Князь Полоцкий довольствовался

независимостию и наследственным уделом: Ярославичи объявили ему войну.

Всеволод ходил к его столице и ничего более не сделал. В следующий год

Владимир Мономах и Святополк выжгли только ее предместие; но Мономах

возвратился к отцу с богатою добычею, дал ему и печальному Олегу роскошный

обед на красном дворе в Чернигове и поднес Всеволоду в дар несколько фунтов

золота.

Сей Олег, рожденный властолюбивым, не мог быть обольщен ласками дяди и

брата; считал себя невольником в доме Всеволодовом; хотел свободы,

господства; бежал в Тмуторокань и решился, вместе с Борисом Вячеславичем,

искать счастия оружием.

Наняв Половцев, они вошли в пределы Черниговского Княжения и разбили

Всеволода.

Многие знаменитые Бояре лишились тут жизни. Победители взяли Чернигов и

думали, что все Государство должно признать власть их; а несчастный Всеволод

ушел в Киев, где Изяслав обнял его с нежностию и сказал ему сии

достопамятные слова: "Утешься, горестный брат, и вспомни, что было со мною в

жизни! Отверженный народом, всегда мне любезным; лишенный престола и всего

законного достояния, мог ли я чем-нибудь укорять себя? Вторично изгнанный

братьями единокровными - и за что? свидетельствуюсь Богом в моей невинности

- я скитался в землях чуждых; искал сожаления иноплеменников! По крайней

мере ты имеешь друга. Если нам княжить в земле Русской, то обоим; если быть

изгнанными, то вместе. Я положу за тебя свою голову..." Он немедленно собрал

войско. Мужественный Владимир спешил также из Смоленска к отцу своему и едва

мог пробиться сквозь многочисленные толпы Половцев. Великий князь, Всеволод,

Ярополк и Мономах соединенными силами обступили Чернигов. Олег и Борис

находились в отсутствии; но граждане хотели обороняться. Владимир взял

приступом внешние укрепления и стеснил осажденных внутри города. Узнав, что

племянники идут с войском к Чернигову, Изяслав встретил их. Олег не надеялся

победить четырех соединенных Князей и советовал брату вступить в мирные

переговоры; но гордый Борис ответствовал ему: "Останься спокойным зрителем

моей битвы с ними", - сразился близ Чернигова и заплатил жизнию за свое

властолюбие. Еще кровь лилась рекою. Изяслав стоял среди пехоты:

неприятельский всадник ударил его копьем в плечо: Великий Князь пал

мертвый на землю. Наконец Олег обратился в бегство и с малым числом воинов

ушел в Тмуторокань. - Бояре привезли тело Изяслава в ладии: на берегу жители

Киевские, знатные и бедные, светские и духовные, ожидали его со слезами;

вопль народный (как говорит Летописец) заглушал священное пение. Ярополк с

Княжескою дружиною шел за трупом, оплакивая несчастную судьбу и добродетели

отца своего. - Положенное в мраморную раку, тело Великого Князя было предано

земле в храме Богоматери, где стоял памятник Св. Владимира.

Нестор пишет, что Изяслав, приятный лицом и величественный станом, не

менее украшался и тихим нравом, любил правду, ненавидел криводушие; что он

истинно простил мятежных Киевлян и не имел ни малейшего участия в

жестокостях Мстиславовых; помнил только любовь Всеволода, добровольно

уступившего ему Великое Княжение, и забыл вражду его; сказал, что охотно

умрет за брата, и, к несчастию, сдержал слово... Верим похвале современника

благоразумного, любившего отечество и добродетель; но Изяслав был столь же

малодушен, сколь мягкосердечен:

хотел престола, и не умел твердо сидеть на оном. Своевольные злодеяния

сына в Киеве - ибо казнь без суда и нарушение слова есть всегда злодеяние -

изъявляют, по крайней мере, слабость отца, который в то же самое время

сделал его Князем Владетельным. Наконец бедствие Минска и вероломное

заточение Всеслава согласны ли с похвалами Летописца?

Изяслав оставил свое имя в наших древних законах. По кончине родителя

он призвал на совет братьев своих, Святослава и Всеволода, также умнейших

Вельмож того времени: Коснячка, Воеводу ненавистного Киевлянам, Перенита,

Никифора, Чудина и совершенно уничтожил смертную казнь, уставив денежную

пеню за всякие убийства: по излишнему ли человеколюбию, как Владимир? или

для сохранения людей, которые могли еще служить отечеству? или для

обогащения Вирами казны Государей?

При Изяславе был основан славный монастырь Киевопечерский, и сам Нестор

рассказывает достопамятные обстоятельства сего учреждения. Некто, житель

города Любеча, одушевленный Христианским усердием, захотел видеть Святую

гору, возлюбил житие Монахов Афонских и, постриженный в их обители, был

назван Антонием.

Игумен, наставив его в правилах монастырских, дал ему благословение и

велел идти в Россию, предвидя, что он будет в нашем отечестве светилом

Черноризцев. Антоний возвратился еще при князе Ярославе, обходил тогдашние

монастыри Российские и близ Киева, на высоком берегу Днепровском, увидел

пещеру: Иларион, будучи еще простым Иереем Берестовским, ископал оную

собственными руками и часто, окруженный безмолвием дремучего леса, молился в

ней Богу. Она стояла уже пустая: Иларион, в сане Митрополита, пас Церковь и

жил в столице. Антоний пленился красотою сего дикого уединения, остался в

пещере Иларионовой и посвятил дни свои молитве. Слух о пустыннике разнесся в

окрестностях: многие люди желали видеть святого мужа; сам Великий Князь

Изяслав приходил к нему с своею дружиною требовать благословения. Двенадцать

Монахов, отчасти Антонием постриженных, выкопали там подземную церковь с

кельями. Число их беспрестанно умножалось:

Великий Князь отдал им всю гору над пещерами, где они заложили большую

церковь с оградою. Смиренный Антоний не хотел начальства: поручив новую

Обитель Игумену Варлааму, уединился в пещеру, однако ж не избавился от

гонения. Считая Антония другом Всеславовым, Великий Князь приказал воинам

ночью схватить его и вывезти из области Киевской. Но добродетельный муж

скоро возвратился с честию в любимую свою пещеру и жил в ней до самой

кончины, имев удовольствие видеть Лавру Киевскую в самом цветущем состоянии.

Щедрость и набожность Ярославичей обогатили сей монастырь доходами и

поместьями. Святослав дал 100 гривен, или 50 фунтов золота, на строение

каменного великолепного храма Печерского, призвал художников из

Константинополя и своими руками начал копать ров для основания церкви.

Знаменитый Варяг Симон, Вельможа Всеволодов, подарил Антонию на

украшение олтаря златую цепь в 50 гривен и венец драгоценный, наследие отца

его, Князя Варяжского. Св. Феодосий, преемник Варлаамов, заимствовал от

Цареградского Студийского монастыря устав Черноризцев, который сделался

общим для всех монастырей российских. Сей благочестивый Игумен завел в Киеве

первый дом странноприимства и питал несчастных в темницах. Добродетель

Феодосиева была столь уважаема, что Великий Князь нередко приходил

беседовать с ним наедине, оставался у него обедать, ел хлеб, сочиво и с

улыбкою говаривал, что роскошная трапеза Княжеская ему не так приятна, как

монастырская. Любя Изяслава, Феодосий великодушно обличал виновного брата,

гонителя его, в беззаконии. Святослав терпел сии укоризны, оправдывался, и

когда святой муж входил в шумный дворец его, где часто гремела музыка,

органы и гусли, тогда все умолкало. Лежа на смертном одре, Феодосий

благословил Святослава и сына его, Глеба. Монахи Печерские, возбуждаемые

наставлением и примером своих достойных начальников, служили ревностно Богу

и человечеству; некоторые из них прияли венцы Мучеников, обращая

идолопоклонников: Леонтий в Ростове, Св. Кукша в земле Вятичей (в Орловской

или Калужской Губернии). Самые Вельможи, отказываясь от света, искали

душевного мира в Печерской Обители. Так Варлаам, первый Игумен, сын

знаменитейшего Боярина Иоанна и внук славного Вышаты, ослепленного

Константином Мономахом, был пострижен Антонием. Сей юноша, плененный учением

святого мужа, приехал к нему со многими Отроками, которые вели навьюченных

лошадей; сошел с коня, бросил к ногам Антония свою одежду Боярскую и сказал:

"Вот прелесть мира!

Употреби, как тебе угодно, мое бывшее имение; хочу жить в уединении и

бедности".

Изяслав и его братья соблюдали неразрывную дружбу с Греками и давали им

войско, которое в частых внутренних неустройствах поддерживало слабых

Императоров на троне. Знаменитый Алексий Комнин, еще не Государь, но только

Полководец Империи, в 1077 году, смиряя мятежника Никифора Вриения, имел с

собою множество судов Российских.

Ярославичи возвратили Константинопольскому Патриарху важное право

ставить Киевских Митрополитов: Георгий, преемник Иларионов, родом Грек, был

прислан из Царяграда; устрашенный, может быть, раздором Князей, он чрез

несколько лет выехал из нашего отечества. С того времени Церковь Российская,

до самого падения Восточной Империи, зависела от Патриарха

Константинопольского, и в росписи Епископств, находившихся под его ведением,

считалась семидесятым. В знак уважения к достоинству наших Митрополитов,

Патриархи обыкновенно писали к ним грамоты за свинцовою, а не восковою

печатью: честь, которую они делали только Императорам, Королям и

знаменитейшим сановникам.

Успехи Христианского благочестия в России не могли искоренить языческих

суеверий и мнимого чародейства. К Истории тогдашних времен относятся

следующие известия Несторовы:

В 1071 году явился в Киеве волхв, который сказывал народу, что Днепр

скоро потечет вверх и все земли переместятся; что Греция будет там, где

Россия, а Россия там, где Греция. Невежды верили, а благоразумные над ним

смеялись, говоря ему, чтобы он сам берегся. Сей человек (пишет Нестор)

действительно пропал в одну ночь без вести.

Около того же времени сделался в Ростовской области голод. Два

кудесника или обманщика, жители Ярославля - основанного, думаю, Великим

Князем Ярославом, - ходили по Волге и в каждом селении объявляли, что бабы

причиною всего зла и скрывают в самих себе хлеб, мед и рыбу. Люди приводили

к ним матерей, сестер, жен; а мнимые волхвы, будто бы надрезывая им плеча и

высыпая из своего рукава жито, кричали: "Видите, что лежало у них за кожею!"

Сии злодеи с шайкою помощников убивали невинных женщин, грабили имение

богатых и дошли наконец до Белаозера, где Вельможа Янь, сын Вышатин, собирал

дань для Князя Святослава: он велел ловить их, и чрез несколько дней

белозерцы привели к нему двух главных обманщиков, которые не хотели виниться

и, доказывая мудрость свою, открывали за тайну, что Диавол сотворил тело

человека, гниющее в могиле, а Бог душу, парящую на небеса; что Антихрист

сидит в бездне; что они веруют в его могущество и знают все сокровенное от

других людей. "Но знаете ли собственную вашу участь?" - сказал Янь. "Ты

представишь нас Святославу, - говорили кудесники: - а если умертвишь, то

будешь несчастлив". Смеясь над сею угрозою, он велел их повесить на дубу,

как государственных преступников.

Не только в Скандинавии, но и в России Финны и Чудь славились

волшебством, подобно как в древней Италии Тосканцы. Нестор рассказывает, что

новогородцы ходили в Эстонию узнавать будущее от тамошних мудрецов, которые

водились с черными крылатыми духами. Один из таких кудесников торжественно

осуждал в Новегороде Веру Христианскую, бранил Епископа и хотел идти пешком

через Волхов.

Народ слушал его как человека божественного. Ревностный Епископ

облачился в святительские ризы, стал на площади и, держа крест в руках, звал

к себе верных Христиан. Но ослепленные граждане толпились вокруг обманщика:

один Князь Глеб и дружина его приложились к святому кресту. Тогда Глеб

подошел ко мнимому чародею и спросил: предвидит ли он, что будет с ним в тот

день? - Волшебник ответствовал: "Я сделаю великие чудеса". "Нет!" - сказал

смелый Князь - и топором рассек ему голову. Обманщик пал мертвый к ногам

его, и народ уверился в своем заблуждении.